Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста

Лопе де Монтальво и Перес де ла Муэла помогли ему снять доспехи.

– Поздравляю, сударь, – сказал капитан. – Человеку, наделенному такой отвагой, следовало бы родиться испанцем.

– Умойтесь как следует, перед тем как идти в ложу, – говорил доктор, протягивая Филиппу мокрое полотенце. – Вы насквозь пропитались конским потом.

– Это как раз то, что надо, когда тебя ждет такая норовистая кобылка, – не удержался Веласко.

Гуттен гневно обернулся к нему, но в эту минуту подошел Инфанте:

– Паж Николауса Федермана сказал мне, что он ушел вместе с каким-то важным господином.

«Кто бы это мог быть?» – ломал голову Филипп, направляясь в ложу.

– Его высокопреосвященство уведомил меня, – сказал герцог, что вы принадлежите к одному из самых древних родов Германии, а ваш предок, граф Гуттен, в десятом веке водил войска короля Генриха против варваров. Это так?

– Так, ваша светлость.

– А кем доводится вам Ульрих фон Гуттен, этот скверный виршеплет, впавший в Лютерову ересь и смущающий умы своими подстрекательскими пасквилями? – спросил кардинал.

– Двоюродным братом, – сокрушенно отвечал Филипп. – Однако я все равно очень люблю его, – добавил он, поборов смущение.

Кардинал благодушно улыбнулся.

– Ну что же: ваша семья нашла кого противопоставить ему. Ваш брат, епископ Мориц, – истинный столп веры. А ваш батюшка, бургомистр Кёнигсхофена? А граф Нассау, ваш крестный отец?

– Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, – низко поклонился Филипп.

– Давно ли вы видели императора? – с каменным лицом осведомился герцог.

– Не более трех месяцев назад. По прибытии в Испанию я имел счастье лицезреть его в Толедо.

– Вы, кажется, его старый знакомый? – все так же безразлично спросил герцог.

– С восьми лет, ваша светлость, я состоял при его особе, а потом он отправил меня на службу к его величеству королю Фердинанду.

Герцог, словно вызнав у Филиппа все, что ему было нужно, подозвал дочь. Беседа была коротка, молодые люди едва успели обменяться несколькими словами, как, повинуясь немому приказу отца, Бланка отошла, шепнув Филиппу:

– Завтра вечером я с моей дуэньей буду гулять в саду Алькасара.

Было еще светло, когда Филипп вернулся в гостиницу маэсе Родриго, где остановился и Федерман.

– Господин капитан-генерал в своих покоях. Он только полчаса назад пришел и, конечно, еще не спит.

Дверь была приотворена. Гуттен без стука вошел в комнату и при свете ночника увидел Федермана, сидящего в изножье кровати. Ему почудилось, что он плачет.

– Что с тобою, Клаус? Отчего ты в таком унынии?

– Да так, пустое, – отвечал тот, тщетно пытаясь принять бодрый вид. – Наши хозяева братья Вельзеры отменили мое назначение.

– Что ты такое говоришь?

– То, что ты слышишь. Воспользовавшись тем, что я, как помощник Альфингера, несу ответственность за все его огрехи и промашки, они заменили меня неким Хорхе Спирой. Этот малый превосходно знает, откуда ветер дует, и шагу не ступит, не посоветовавшись сперва с Вельзерами. Ну ничего, Филипп: я все-таки остался вторым человеком в Венесуэле, а ты, стало быть, передвинулся на третье место.

Рано утром трактирщик Родриго разбудил Гуттена:

– К вашей милости прибыл монах из Германии и привез известия от епископа Морица.

– От Морица? Скажи, что я немедля спущусь к нему.

– Никуда не надо спускаться, господин Гуттен, – звучно проговорил кто-то по-немецки, и Филипп, обернувшись, увидел монаха, голову которого окутывал глухой капюшон.

Это бесцеремонное вторжение взбесило Гуттена, но незнакомец, нимало не смутясь и не спрашивая разрешения, уселся на единственный табурет.

– Весьма рад видеть вас, – произнес он, уставясь в пол. – Его преосвященство епископ Эйхштадтский посылает вам свое благословение.

– В добром ли он здравии?

– Его мучила подагра, но лекари утверждают, что божьим соизволением этот недуг скоро пройдет. Епископ Мориц, – сказал он, немного помолчав, – советует вам безраздельно довериться новому начальнику экспедиции Хорхе Спире, к которому он питает приязнь и уважение.

– Я сызмальства приучен повиноваться, – сухо отвечал Филипп, – и не привык обсуждать тех, кому должен подчиняться.

– Епископ Мориц особо ценит ваше благоразумие, – сказал монах, откидывая капюшон.

Филипп с изумлением увидел перед собой Георга фон Шпайера, человека со шрамом.

– Почему вы оказались в обличье францисканца? Почему вас называют Хорхе Спирой?