Дмитрий Петров - Юг в огне

— А-а! — вспоминая, вскричал унтер-офицер. — Ну как же не помнить. Помню отлично. Ермаков! Из наших сальских степей… Здорово, дорогой друг!

Они обнялись и крепко пожали друг другу руки.

— Тебя, брат, и не узнать, — показывая из-под холеных усов белые крепкие зубы, смеялся унтер-офицер. — Совсем ты каким-то другим стал. Смотри, молодой, красивый, румяный… Должно быть, на домашних харчах отъелся. Из дому, наверно?

— Из дому.

— На побывку приезжал?

— На побывку.

— Ну вот, так и есть, — снова засмеялся унтер-офицер. — Потому-то я тебя и не узнал. Жена тебя отмыла от фронтовой грязи, откормила.

— Я, Семен Михаилович, неженатый.

— Вот тебе на! Что же это ты не обзавелся женой? Казаки ведь рано женятся.

— Да так вот получилось, — усмехнулся Прохор. — В свое время не женился. А теперь уж буду жениться лет сорока. Возьму тогда себе жену молодую, семнадцатилетнюю…

— Хитер, — улыбнулся унтер-офицер. — Зачем в Ростов приехал?

— К брату заехал денька на два. Брат мой тут служит командиром сотни. А отсюда прямым направлением в полк, в действующую армию. А ты, Семен Михайлович, каким образом в Ростове оказался?

— По служебным делам приезжал, — ответил Буденный. — А сейчас в Тифлис еду. Наша дивизия под Тифлисом расквартировалась.

— Вот как! — удивился Прохор. — Твоя же дивизия на австрийском фронте была?

— Верно, — сказал Буденный. — Когда-то была, да сплыла. После австрийского фронта я со своим полком немало мест исколесил по свету. Наша дивизия в составе экспедиционного корпуса генерала Баратова была переброшена в Персию. А недавно мы из Персии вернулись. Дивизия вот там сейчас расквартировывается, а меня с солдатом в командировку в Ростов послали.

— Что же, Семен Михайлович, значит, дождались революции, а? — спросил Прохор.

— Это еще, не революция, Прохор, — загадочно усмехнулся Буденный. Только начало. Буржуазный переворот. А революция впереди.

— Как это все понимать?

— А это уж как хочешь понимай, — пожал унтер-офицер плечами. Приедешь на фронт — увидишь, чем живут фронтовики, и поймешь.

— Ничего не понимаю, Семен Михайлович, ей-богу, не понимаю, недоумевал Прохор. — Растолкуй.

— Эх, Прохор! — снисходительно похлопал его по плечу тот. — Молод ты еще, зелен, жизнь плохо знаешь. Ну ничего, поживешь — узнаешь. А пока прощай, дорогой! — подал он руку Прохору. — Побегу в вагон, а то как бы поезд не ушел. Да и солдат, наверно, заждался. Я за папиросами на минутку выбежал.

— Прощай, Семен Михайлович, — пожал его руку Прохор. — Рад был увидеть тебя.

— И я рад.

— Увидимся ли скоро?

— Увидимся, Прохор, — убежденно произнес унтер-офицер. — Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда… Вот скоро война закончится, демобилизуют нас. Ваша станица недалеко от нашей, как-нибудь и встретимся.

Махнув папахой, унтер-офицер, позванивая шпорами и крестами, побежал по перрону. И снова солдаты, почтительно уступая ему дорогу, оглядывались.

— Полный бантист, — кивали они на него. — Герой-парень.

— Кто это? — спросил Виктор у Прохора, с теплой улыбкой смотревшего вслед уходившему унтер-офицеру.

— О, брат! — восторженно воскликнул Прохор. — Замечательный человек!.. Он из наших краев, из Платовской станицы… Я его на фронте повстречал. В восемнадцатом драгунском Северном полку служил… Однажды я со своим разъездом на австрийскую заставу напоролся. Крышка б нам всем побили б ай в плен забрали. Да вот спасибо Буденному, он со своими драгунами выручил. Лихой человек!

Константин Ермаков жил на Пушкинской улице, занимая уютную квартиру в четыре небольшие комнаты.

— А-а! — вскричал он. — Братья!.. Добро пожаловать!.. Какими ветрами?

— Приехали проведать тебя, — обнимая брата и целуясь с ним, сказал Прохор. — Давно ведь, Костя, не виделись. Еду на фронт, думаю, надо заехать к брату, а то убьют еще и не увижу…

— Ну, с бог с тобой! — отмахнулся Константин. — Убьют! Что ты…

— На войне все бывает, Костя.

— Это хотя правда. Смерть найти — плевое дело… Ну, не будем говорить в эту радостную минуту встречи о смерти… Хорошо, что приехали…

— Вот тебе, Костя, мать гостинцев прислала, — передал ему Прохор мешок, набитый пирогами, бурсаками, салом, жареными курами и гусями.

— Узнаю любвеобильное материнское сердце, — засмеялся Константин, пробуя поднять мешок. — Ого! Как только вы и тащили такую тяжесть!

Константин был очень похож на Прохора. Такой же смуглый, здоровый, напоминающий загар цвет лица, тонкий с горбинкой нос, вьющиеся длинные волосы, зачесанные назад, небольшие подстриженные усы. Ростом только он был меньше Прохора. Константина можно было бы назвать красавцем, если б его внешность не портили большие серые со стальным оттенком глаза, всегда холодные и надменные.