Борис Тумасов: Русь залесская

- Построим, отец владыка. Нынче же накажу камень свозить и умельцев по всему княжеству сыскивать. Да и нам, московитам, пришла пора учиться из камня строить.

- Спасибо, сын мой. А коли умру я, тело моё в той церкви положите… А теперь, сын мой, хочу соснуть я. - Он устало закрыл глаза, рука вяло повисла.

Иван Данилович осторожно приподнял её, положил на подлокотник и тихо, на носках, вышел.

То утро Данилка запомнил на всю жизнь. Они с батькой собирались в поле, и пока отец выводил старого, с отвисшим брюхом конька, Данилка вытащил из сарая сбрую. Отец сказал:

- Верно, первыми выедем, соседи-то, ишь, ещё зорюют.

Рослый, плечистый Данилка в белых холщовых портках и такой же рубашке, подпоясанной верёвочным пояском, только добродушно улыбнулся и, легко подняв соху, положил на телегу. Светло-русые кудри рассыпались по плечам.

Отец довольно крякнул, промолвил:

- А и силушка у тебя. А ведь ашнадцатый только минул.

Пробежала за огоньком босоногая соседская девка, метнула на Данилку лукавыми глазами. Парень потупился, покраснел.

Потом они о батькой хлебали тюрю. Ржаные корки хлеба плавали в подсоленной воде. Отец ел степенно, подставляя под деревянную ложку мозолистую руку. Мать тем временем вытащила из печки горячие лепёшки, завернула в узелок и сунула Данилке за пазуху. Приятное тепло разлилось по телу. Отец встал, вытерся рукавом и, перекрестившись, бросил:

- Идём, что ли.

Данилка не успел выйти из-за стола, как в избу донеслись разноголосые крики. И вот уже заголосили на все лады бабы и ребятишки, неистово забрехали собаки, от конского топота задрожала земля.

- Беда! - закричал отец и выскочил во двор. Данилка за ним следом.

По селу с воплями метались испуганные смерды. Везде слышалось: «Орда! Орда!»

На село со стороны проезжего шляха, что вёл от Дм кого поля на Рязань, с воинственным криком «кху-кху- кху!» тучей неслись всадники.

Данилка остолбенел.

- Мать прочь! - крикнул ему отец, но было поздно.

Передние всадники, пригнувшись к гривам, с гиканьем проскочили мимо их избы, устремившись за разбегавшимися смердами. Данилка хорошо видел их плоские запылённые лица. Откуда-то вывернулся ордынец в войлочном колпаке и рваном стёганом халате, осадил завертевшегося длиннохвостого коня.

Отец побежал в избу.

- Ит! [1] [1] Ит - собака. завизжал ордынец, и волосяной аркан обвил шею отца, свалил его наземь.

Данилка схватил валявшуюся оглоблю, прыжком очутился возле татарина.

- Ха! [2] [2] Xа - стой. - взвизгнул ордынец, выхватив кривую саб лю, но не успел увернуться, как Данилка, махнув оглоблей, выбил его из седла.

- Бежи, батя! - крикнул Данилка отцу, и в ту же минуту страшный удар обрушился ему на голову.

Парню почудилось, будто само небо рухнуло. Данилка пал как подкошенный. Что было дальше, он не помнил.

Очнулся Данилка, и первое, что увидел, - склонившееся над ним заросшее лицо деда, жившего через двор от них. Голова гудела и трещала от боли.

- Ожил, касатик. Вот я тебе водички дам испить. - Он приподнял Данилкину голову, подставил к губам глиняную плошку. - На, касатик, испей.

Данилка пил жадными глотками, вода лилась по подбородку. Потом старик подхватил его под мышки, кряхтя, оттащил под берёзу, прислонив к стволу, усадил. Теперь Данилка видел горевшие ярким огнём избы, отца, лежавшего в луже застывшей тёмно-бурой крови.

- Убили батьку, - простонал он.

- Всех убили, касатик. - Дед вытер набежавшую слезу. - А баб и ребятишек в полон угнали.

- И матушку?

- Все, касатик, там.

Данилка заплакал навзрыд.

- Поплачь, касатик, оно всё легче станет. А я тя тем разом полечу. - Острым ножом старик осторожно обрезал ему волосы вокруг раны, намесил грязи. - Вот я те твой поруб и замажу. До свадьбы заживёт, а рубец, касатик, на память до скончания жизни носить будешь.

Данилка поднялся, пошатываясь, подошёл к отцу, опустился на колени, долго смотрел в безжизненное лицо. Подошёл дед, стал позади.

- Предадим тело земле, а заодно и других захороним.

- Чем ямы рыть? - спросил Данилка.

- К чему рыть? Позади огорода погребок, я в нём от татар отсиделся, в нём их могила будет. Пущай спят купно. Одной матери-Руси дети…

- Вот, касатик, и остались от нашего села только ты да я. - Две крупные слезы скатились по морщинистому лицу деда, застряли в серебряных усах. Он подобрал кусок тряпицы, завернул щепотку земли и привязал к гайтану рядом с нательным крестом.