Эдуард Эттингер - Аттила России

Через полчаса в кабинет Потемкина вошел преисполненный важности и гордости Лобанов.

— Чем могу служить вашему высокопревосходительству? — спросил он.

— Вот что, батюшка, говорят, ты стерлядей получил?

Лицо Лобанова вытянулось и в глазах мелькнуло раздражение.

— Да, получил, — ответил он.

— Так уступи ты мне их, батюшка. Я тебе сколько хочешь за них заплачу.

— Я в деньгах, ваше превосходительство, не нуждаюсь — у меня их больше, чем нужно. А стерлядей я и сам люблю!

— Ой, брат, смотри: не плюй в колодец, пригодится воды напиться!

Лобанов молчал.

— Хочешь по тысяче рублей за рыбку?

— Мне деньги не нужны, ваше высокопревосходительство!

— По десять тысяч рублей! Идет? По рукам?

— Нет, ваше высокопревосходительство, ни по десять, ни по двадцать, ни по сто тысяч не отдам. А ежели вам так уж хочется моих стерлядей получить, так удостойте меня вашим вниманием и подарите какой-нибудь пустячок на память!

— Что ты хочешь? Говори!

— У вашего высокопревосходительства очень уж картины знатные. Вот это что за женщина там?

— Не женщина, а Мадонна, Богородица, чудак!

— А кто рисовал?

— Андреа дель Сарто!

— Вот как! Андреа дель Сарто! — повторил купец, словно это имя было известно ему. — Хороша картинка! Дорогая небось?

— Только вчера купил ее у лорда Кэзкерта за двести тысяч рублей.

— Стоит того! Ей-Богу, стоит! Так вот ваше высокопревосходительство, я вам стерлядей, а вы мне этого самого Сарту!

— Ты в уме?

— Совершенно, ваше высокопревосходительство!

— Ну, кроме шуток. Что хочешь за стерлядей?

— Я уже сказал, ваше высокопревосходительство!

Потемкин окончательно вышел из себя:

— А хочешь я тебя, негодяй, палками до смерти забить прикажу? Ты забыл, купчишка…

— Нет, ваше высокопревосходительство, — с достоинством ответил Лобанов, — я ничего не забыл, а вот вы забыть изволили, что всякий вправе своим достоянием, как ему угодно, распоряжаться. Да и то вы забыли, что наша всемилостивейшая государыня-матушка, которой я в прошлом месяце удостоился о торговых делах с Англией докладывать, такого злодейства не потерпит. Нижайшее почтение, ваше высокопревосходительство!

Лобанов повернулся к выходу.

— Да пойми ты, голубчик, — сменил тон Потемкин, — что я три месяца у английского посла клянчил, пока он мне картины не продал, и не уезжай он совсем из Питера, так не видать бы мне ее как своих ушей! А мне эта Мадонна так в душу вошла, что я лорду тысячу рублей только за то отвалил, что он мне позволил… — «копию с нее снять» хотел было сказать Потемкин, но вовремя удержался под влиянием новой мелькнувшей у него мысли и договорил: — Позволил приезжать и смотреть на нее, когда я хочу. Так как же мне теперь взять ее и отдать?

— Как угодно, — ответил Лобанов, — а только я тоже три месяца ждал, пока мне стерлядей доставили…

— Так нипочем? Стерлядей за Мадонну?

— Точно так, ваше высокопревосходительство!

— Ну, так и быть по-твоему! — сказал Потемкин. — Пошлю с тобой дворецкого, ты ему стерлядей отдай, а я прикажу картину для тебя запаковать побережнее: холодно на дворе, краски потрескаться могут. Через два часа у тебя будет!

На том и покончили. Потемкин получил стерлядей — целый пяток, крупных, отборных, жирных, а затем приказал достать из чулана копию картины дель Сарто, позвал домашнего художника, заставил почистить, освежить, заново лаком покрыть, да и отправил к Лобанову…

Вечером императрица осчастливила Потемкина своим посещением и радостно приветствовала появление на столе ухи из дивных стерлядей.

А на другой день — это было 1 марта 1774 года — Потемкин был назначен генерал-адъютантом при особе императрицы. В русской истории 1 марта 1774 года — день, чреватый последствиями. С этого дня русский Бич Божий — Аттила России — простер над несчастной страной свои цепкие паучьи лапы!..

Григорий Александрович Потемкин, сын захудалого отставного майора, родился в сентябре 1739 года в селе Чижове — под Смоленском. С самого раннего детства он мечтал о духовной карьере и, поступив впоследствии в московский университет, не шутя думал о монашестве. Сначала он со рвением и прилежанием занимался богословием, так что когда Шувалов приказал выбрать двенадцать лучших студентов и прислать их в Петербург для представления ко двору, то в числе избранных оказался и «Гриц», как звали Потемкина в детстве. Но блеск и пышность елизаветинского двора так поразили воображение юного студента, что с той поры Гриц совершенно забросил занятия. Он повел беспутную жизнь, пьянствовал, развратничал, буйствовал; иногда вдруг на него словно что-то находило, он удалялся в монастырь, проводил дни и ночи у знакомых монахов в душеспасительных беседах и спорах о богословских тонкостях. Однако, едва выходил он из монастыря — снова начиналось разгульное беспутство. Однажды в драке по пьяному делу ему порядком испортили левый глаз, так что он плохо видел и никак не заживал.