Эдуард Эттингер - Аттила России

Очень скоро императрица стала тяготиться им, но на открытый разрыв не решалась. Орлов был вспыльчив и до того необуздан, что осмеливался в минуты гнева кричать и топать ногами на государыню. Кроме того, он знал слишком много тайн, разоблачение которых было бы опасно, пока Екатерина Алексеевна еще не чувствовала себя совершенно прочно сидящей на троне. А главное — в те времена у императрицы не было никого другого, на кого она могла бы опереться всецело и твердо. Были люди преданные, но бездарные, были даровитые министры, но Екатерина II ясно видела, что за самую ничтожную сумму они готовы продать се хоть сейчас. Больше же всего вокруг нее было просто жадных людей, которые, словно голодные собаки, вились вокруг трона и высматривали, с какой бы стороны урвать себе кусок получше да пожирнее.

При таких обстоятельствах приходилось держаться Орлова. Как женщина, Екатерина IIне терпела однообразия; как одаренная лучшими порывами государыня, она не могла мириться с нравственным ничтожеством. Но на первых порах она не видела другой опоры.

Только тогда, когда на государственном горизонте стало всплывать новое светило — великий маг и шарлатан от политики Потемкин, песенка Григория Орлова оказалась спетой.

Правда, Потемкин не сразу вытеснил с государственной сцены всесильного Григория Орлова. Но императрице Екатерине было достаточно приглядеться к хитрому хохлу достаточно оценить его могучий интеллект, чтобы легко и спокойно убрать Орлова.

В августе 1772 года всесильный Орлов получил почетное поручение от императрицы Екатерины IIотправиться в Фокшаны, чтобы взять на себя главное руководство мирными переговорами между Россией и Портом. Орлов радостно полетел в Валахию, ожидая новых наград и отличий и не предчувствуя, что это было только искусной западней, поставленной ему хитрым Паниным. Он уехал второго, а третьего августа в покои, отведенные Орлову во дворце, уже въехал новый фаворит императрицы — протеже Панина, Александр Васильчиков, бывший до сего дня безвестным офицериком, а теперь сразу возвысившийся до звания камергера и кавалера ордена Александра Невского.

Узнав об этом, бурный, необузданный, грубый Орлов, которого побаивалась и сама императрица, бросился из Фокшан в Петербург. Но на половине дороги его встретил кривой курьер, вручивший Орлову императорский указ, которым бывшему фавориту предписывалось впредь до дальнейших распоряжений жить безвыездно в Гатчине…

Этим кривым курьером был генерал-майор Григорий Александрович Потемкин. Как мы увидим далее, в самом начале своей карьеры ему не раз приходилось объявлять фаворитам императрицы о постигшей их отставке. В дальнейшем же круг его обязанностей расширился: он не только отставлял фаворитов, но и поставлял новых.

— Знаешь, что, Брюсочка, — сказала своей статс-даме императрица Екатерина, — а ведь мы с тобой обе маху дали насчет Александра! И к тому же это такой дурак, такое ничтожество!

Брюсочка — графиня Брюс — пышная красавица с необузданно-пламенным взглядом черных, хмельных глаз и чувственной складкой пухлых коралловых губ, принадлежала в ту пору к числу самых близких к императрице особ женского пола. Придворные остряки и сплетники втихомолку уверяли, будто на самом деле она состоит при императрице не статс-, а «пробир»-дамой, так как, дескать, всякий взысканный судьбой и милостивым вниманием Екатерины великан, прежде чем переехать в «орловские покои» дворца, должен был предварительно удостоиться «апробации» графини Брюс.

— Да и почему она «статс»-дама, — прибавляли другие, — когда ей приходится иметь дело все с военными?

Должно быть, в этих сплетнях была некоторая доля истины, потому что Брюсочка чуть-чуть смущенно улыбнулась в ответ на слова государыни и с комическим отчаянием развела руками.

— Недавно, — с горечью продолжала Екатерина, — мы с Потемкиным обсуждали его доклад о турецких делах. Был при этом и Васильчиков. Потемкин — словно орел: залетел в самое поднебесье да оттуда свой орлиный напев завел; залюбовалась я им, Брюсочка! А Александр — ну, что твоя ворона: сидит, глазами хлопает, и видно, что вот ничегошеньки-то он не понимает! Я спросила его, что он скажет, если бы Константинополь у турок отобрать и восстановить византийскую империю. «Ну, что же, — отвечает он, — почему бы не отобрать?» — «Да разве это так просто? — говорю. — А если Франции, Англии да Австрии не понравится и они нам войну объявят, а через ту войну России вместо пользы большой вред учинится?» — «А ежели от сего не польза, а токмо вред учинится, так к чему отбирать? Тогда не надо!» — отвечает. Так и не добилась я от него живого слова… Эх, уж…

Читать дальше