Иосиф Опатошу - 1863

Тихая домашняя жизнь пошла Терезе на пользу. Исхудавшее лицо пополнело и выглядело отдохнувшим. Нервная дрожь в глазах почти исчезла. За время жизни с Мордхе у Терезы не было ни одного припадка.

Вышивая, она все время представляла себе липовецкие леса, видела голодные горящие глаза, слышала клацанье волчьих зубов. Она выучила несколько идишских слов, желая понравиться матери Мордхе, которая глядела на нее гак внимательно из темного угла. Тереза представляла себе, что Мордхе — принц, а его родители живут в замке. Замок стоит в заснеженном лесу, там люди весь год ходят в медвежьих шубах и пьют горячий чай. Замок находится в недоступном месте. Мордхе, их единственный сын, голодает в Париже. Он поссорился с родителями. Они хотят, чтобы Мордхе вернулся домой, а он влюбился в бедную девушку, которую зовут Тереза.

Так она вышивала шелковые подушки своими девичьими надеждами, мечтала и вышивала, плела и выстилала свое гнездо всем самым лучшим, что в ней было, выстраивала стену между своей комнатой и внешним миром.

Она забывала, что сидит, как тысячи других терез, в меблированной комнатке. Ей казалось, что от кабаре ее отделяют заснеженные поля. Она глядела на Двойру и просила у нее, чтобы мечты сбылись.

Около семи утра Мордхе, как обычно, встал с постели, умылся и сделал упражнения по военной подготовке. Он бодро ходил взад-вперед по комнате, поигрывая мускулами, радующимися, как проточная вода закрытию шлюзов. На улице моросил февральский дождик, больше похожий на снег, тающий в воздухе. По бульвару плелись черные от дождя, насквозь мокрые лошади и сгорбленные прохожие. Голоса расплывались в мокром воздухе, тяжело раскатывались по крышам.

Пронизывающий холод пробрался в комнату, он сковывал движение ног и рук, поднимался по позвоночнику и охватывал все тело. Мордхе положил в печку дрова, зажег их и зашагал по комнате, слушая, как за стеной Тереза готовит завтрак.

Когда он думал о Терезе, перед ним всегда вставал образ жены Гесса Сибиллы. Ему было неловко их сравнивать, но эта мысль появлялась сама по себе, и он воспринимал француженку как противоположность Сибилле.

Мордхе надоело в Париже, где почти не было никакой еврейской жизни. Ему надоели интриги вокруг колоний. Те немногие, кто его интересовал, держались в стороне от событий и не участвовали в жизни эмигрантских кварталов. Поляки стали меньше общаться с Норвидом, а немецкие радикалы смотрели на Гесса как на слабоумного. И если бы у Кагане не было собственных интересов, с ним бы тоже мало общались. Его всегда считали сомнительной личностью. Когда его отправили в город готовить студентов к восстанию, единственное, на что он был способен, это целый вечер говорить о цифре «сорок четыре» из «Дзяды» Мицкевича, однако он говорил так, что его невозможно было не слушать, и снискал уважение. Кагане имел больше влияния, чем организация, и поэтому его нельзя было исключить из ее рядов.

С тех пор как Мордхе занялся военной подготовкой, его стало тянуть в лес. Он скучал по дому, следил за происходящим в Польше и знал, что собирается в путь. Из новостей, которые Кагане привез из лагеря Мерославского, Мордхе понял, что восстание может начаться со дня на день. До последнего момента Мордхе не думал о том, что будет с Терезой. Ее любовь ни к чему не обязывала, не принуждала, Тереза никогда не просила считаться с ее мнением. Как бы Мордхе ни поступил, ей все казалось хорошо. Такое отношение только увеличивало ответственность, которую Мордхе чувствовал перед ней. Ему казалось неслучайным, что на его темном пути попадаются женщины одна светлее другой.

Открытки, которые приходили от матери в течение всех трех лет каждую неделю, свидетельствовали о том, что дома ничего не изменилось, иначе бы мама не писала. И когда на душе становилось печально и ему казалось, что больше не будет открыток и можно паковать вещи и ехать домой, тогда он ходил сам не свой, никого не замечая, лежал на полу в закрытой комнате, рыдал и мучился день, два, три, пока не приходила открытка. Мордхе решил предупредить мать, чтобы она больше не писала: он едет домой участвовать в восстании.

Мордхе целыми днями вынашивал эту мысль. Этот план казался ему таким простым, он забыл, как велика роль оружия в восстании. Он представлял себе человека, индивида, который творит чудеса и побеждает противника.

Мордхе переставлял взглядом мебель в комнате и раздвигал стены, превращая свой дом в поле битвы. Вдоль стен тянулись шеренги, едва различимые среди клубов пыли. Мордхе скачет на лошади между ними, вдохновляет солдат и атакует врага. Он забыл о крестьянских беспорядках, мечтал о возможности действовать и не сомневался, что ему это удастся. В этом месте его разгоряченный разум всегда останавливался и никогда не представлял себе ничего правдоподобного, не обрубал фантазии крылья, не указывал пути, а оставлял бесконечный свет, в который можно окунуться с головой. Это состояние не могло продлиться долго. Вскоре его охватило безразличие, мечты рассеялись, и на сером фоне вырисовывались, словно из дыма, буквы: