Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

Хотя в голосе слышалась скука, лицо её выражало неподдельный интерес. Сенмут был уверен, что она больше всего хотела делать то, что положено фараону. Он разворачивал свиток, объяснял свой план и с удовольствием наблюдал, как быстро она схватывает суть дела Вопросы Хатшепсут были проницательными и умными. После этого он сидел с ней за чашей вина, и разговор частенько уходил далеко в сторону от дела.

Сенмут стоял на солнцепёке, вспоминая их многочисленные беседы. С каждой новой встречей официозность между ними таяла всё сильнее, а он становился чуть более дерзким. Если бы кто-нибудь понял подтекст этих ранних бесед... Одна из них явственно всплыла в его памяти.

— ...Замечательный план, архитектор, — сказала она, бросив на стол последний документ. — Постройка пропорциональная, просторная и в то же время несложная по конструкции. Это... — она слегка улыбнулась, — это архитектурно. Я разрешаю. То есть, — поспешно поправилась она,— я представлю план на утверждение фараону. Приказать Акхи наполнить твою чашу?

Сенмут собрал листы и со вздохом свернул их в один силок.

— Да, Сиятельнейшая, раз вы предлагаете — одну чашу для защиты от жары, в которую я должен окунуться через мгновение. Этот сад восхитительно прохладен. Если бы я мог пробыть весь день в лучах сияния моей госпожи, которое сегодня не омрачает ни одно облако. — Его взгляд скользнул к пустому креслу фараона.

Как он и ожидал, Хатшепсут не обратила внимания на намёк. Если бы царица показала, что поняла его, он должен был бы лишиться головы.

— Значит, ты не можешь задержаться? — переспросила она.

— Хоть навсегда, если таково желание моей госпожи! — Он положил свиток на стол.

— Превосходнейший, у меня нет на этот счёт никакого желания! Я всего-навсего спросила...

— И что же может помешать мне задержаться? — любезно спросил он. — Я восхищен тем интересом, который Ваше Сиятельство проявляет к моим делам.

Она поставила кубок и посмотрела на Сенмута.

— Твои дела меня мало волнуют, раб Амона! Ты когда-нибудь перестанешь искать тайный смысл в каждом моём слове?

— Как будет угодно Сиятельнейшей, — усмехнулся он. — Я буду считать все ваши замечания бессмысленными, а ваш интерес несуществующим. Но тогда зачем вы обращаетесь ко мне как к «превосходнейшему» и «рабу Амона»? Ведь именно интерес Вашего Сиятельства сделал меня таким.

На миг Сенмуту показалось, что он зашёл слишком далеко: в глазах Хатшепсут мелькнул опасный блеск, однако сразу же сменившийся выражением довольного любопытства. Она подозвала раба, чтобы тот наполнил его чашу.

— Я буду обращаться к тебе «ваша дерзость», — сухо произнесла она.

Его дерзость нравилась ей, он был уверен в этом. В тот раз, когда они расстались, царица была довольна его поведением. Зато Хапусенеб, встретив его позднее в храме, изумлённо поднял брови.

— Ты не разочаровался в своих ожиданиях относительно Божественной Правительницы? — сухо спросил Верховный жрец.

Сенмут торжествующе бросил свиток на стол и щедро налил себе вина.

— План одобрен. На следующей неделе я узнаю, что она думает о том, чтобы вдвое увеличить стада Амона. Скот приносит куда больше золота, чем зерно.

— Дай сначала высохнуть чернилам на этих документах, мой порывистый друг. Как бы ты не перестарался.

Сенмут посмеивался, слушая Хапусенеба, и пил его вино. Он уже чувствовал, что перестараться в отношениях с Божественной Правительницей невозможно...

Одна картина сменилась другой. Улыбнувшись воспоминаниям, Сенмут сравнил этот разговор с тем, который состоялся всего неделю назад. На сей раз она не сидела в кресле, а полулежала на ложе...

— Ладно, Сенмут! Похоже, ты не просто хвастался. За последние два месяца доходы удвоились. Амон богатеет, а твоя известность растёт с каждым днём. — Она откинулась на подушки. — Твоя жена, пророчица, должна очень гордиться тобой.

— Моя жена больше склонна к ревности, — возразил Сенмут. — С того дня, когда я ушёл из начальников кладовых, она мне не доверяет. Не знаю, почему так — очевидно, это один из её недостатков.

— Но не из твоих, — заметила Хатшепсут.

— Да, не из моих. — Он взглянул на царицу и решил не отшучиваться. — К чему мне скромничать? Скромность не подобает тому, кто в глубине души знает, что ему предстоят великие дела. Вы должны лучше всех знать это — не может быть, чтобы не знали.

— А если я скажу, что не знаю?

— Я вам не поверю. — Сенмут понизил голос и наклонился к ней: — Если нет, то почему же вы так уверенно берёте на себя бремя фараона, когда он болеет?