Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

Шаг за шагом он спускался по ступеням. Единственным раздававшимся вокруг звуком был мерный стук его сандалий и тонкое, еле слышное потрескивание свечи. В его ушах внезапно сами собой зазвучали стихи: «Смерть сегодня в моих глазах, как у больного, что к жизни вернулся и впервые с одра болезни восстал». «Смерть в моих глазах сегодня, в моих ноздрях, в моих шагах...»

Он уставился на дверь, появившуюся слева, замешкался, потом шагнул к ней. Это был вход в маленькую квадратную комнату с вырезанными на стенах вертикальными колонками толстых иероглифов. Он поднял свечу и ясно увидел выбитые в стене слова Заявления о Невиновности: «Я не чинил зла людям. Я не грешил против истины. Я не отнимал молока от уст детей. Я не был причиной слёз...» [138] «Я не чинил зла людям...» — см. примеч. 117.

Я не был причиной слёз. Кто из людей мог сказать такое?

Он быстро оглядел комнату, не желая ни думать, ни чувствовать. Сокровища долго лежали здесь, в темноте, дожидаясь мгновения, когда они смогут насладиться своим призрачным могуществом. Сейчас здесь остались лишь высохшие остатки еды, несколько осколков позолоченного дерева в углу и пятна сала на полу. Его отца здесь не было. Здесь не было ничего. Он вернулся к ступеням.

Ниже обнаружились ещё две такие же комнаты, обобранные догола, а под ними ещё одна. Он оперся о косяк третьей, на мгновение почувствовав ошеломление и внезапную усталость. Оторвав глаза от валявшегося на полу жалкого мусора, он уловил отблеск раскрашенных фигур и поднёс к стене свечу. Внезапно его окружили живые и знакомые сцены — уборки урожая, охоты, битвы, отжимания вина, — написанные сочными красками и изображённые в мельчайших деталях, чтобы Ка старого царя могло странствовать по полям и виноградникам и не знать недостатка в том, что оно когда-то имело. Тот вошёл в комнату и медленно огляделся по сторонам, переводя взгляд с одной стены на другую. Он тоже знал эти сцены. Он оставил их только сегодня утром — далеко, далеко от этой каменной гробницы, в Египте. Здесь и Египет, и жизнь были всего лишь изображённым на стене воспоминанием.

«Ну что? Разве ты хотел не этого? — спросил он себя. — Ты же сам хотел бросить их всех? Не думай, не думай, ты всё передумал вчера».

Он повернулся, вышел из комнаты, быстро одолел ещё несколько ступеней и ещё, пока не заболели ноги и рука не заныла от тяжести свечи. Он прислонил палку к плечу и слегка зашатался, потому что свет теперь лился сбоку. Впрочем, это не имело значения. Им овладела спешка; он больше ничего не хотел видеть и лишь стремился добраться до последней ступени. Внезапно он оказался там.

На мгновение он застыл в неподвижности и постепенно сообразил, что наконец пришёл. Ступени закончились в маленькой комнате со сводчатым потолком, которая сначала показалась ему заполненной величественными высокими фигурами. Эго было собрание богов, изображённых на стенах. Боги были неподвижные, широкоплечие, украшенные фантастическими головными уборами в виде голов птиц или зверей. Бледная мумия изображала бога Осириса. Их бесстрастные профили были повёрнуты к изображённым на центральной стене огромным весам, на одной чаше которых лежало сердце мёртвого царя, а на другой — Перо Правды.

Тот отвёл от них испуганный взгляд. На полу под весами, прямо перед ним, стоял огромный каменный саркофаг, пустой и зияющий, с прислонённой к нему тяжёлой крышкой; на полу лежало смятое покрывало из прозрачного полотна. В самом дальнем и самом тёмном углу стоял второй саркофаг — Уже, проще; видно было, что отделывали его впопыхах. Он всё ещё стоял на носилках, которые доставили его сюда семь лет назад. В изножье, на каменном полу стояло несколько предметов, собранных в маленькую группу.

Остальная часть комнаты тонула в темноте. Тот на ноющих ногах двинулся в угол, воткнул свечу в кольцо на стене и рухнул рядом с гробом отца.

Теперь умолк даже звук его собственных шагов; едва слышное потрескивание свечи только подчёркивало глубокую, звенящую тишину. Тот сидел без движения, глядя на камень, который всё ещё скрывал от него отца. Он ждал, стремился и напрягал все свои чувства, чтобы ощутить присутствие чего-то живого. Оно должно было прийти.

Но не пришло.

Не веря себе, он поднялся на колени, тесно прижался к саркофагу и схватил его вытянутыми руками, словно было достаточно одного желания, чтобы камень рассыпался в прах. Но ответа не было. Он ничего не чувствовал. Только холодный камень под пальцами.