Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

Дно ущелья было неровным, и Тоту стало трудно следовать за факелами, которые были его единственным ориентиром. На каждом шагу вздымались гигантские скалы, заслоняли собой свет и временами оставляли его одного во мраке ночи. В такие мгновения он замедлял шаг; но туг натягивался невидимый канат, привязывавший его к процессии, и Тот исступлённо смотрел вверх, на изукрашенный небосвод. Пурпурно-чёрный и молчаливый, расцвеченный таинственным звёздным узором, он раскидывался всюду, куда достигал взор. Это величие заставляло его чувствовать себя ничтожной, чего-то ждущей песчинкой, оказавшейся в центре мира.

«Чего я жду? — думал он. — Каких-то указаний, чьих-то приказов? Чьих?» В Египте небо было всего лишь огромным покровом, поддерживаемым четырьмя удалёнными друг от друга колоннами... или просто телом тёмной богини ночи, не интересовавшейся ни им, ни кем-либо из смертных.

Он опустил глаза и начал искать взглядом движущиеся огни, скрытые скалой и находившейся за ней едва различимой извилистой впадиной. Когда огни исчезали, Тот снова замедлял шаг и ожидающе смотрел вверх. Но с каждым разом думать о том, что это величие представляет собой всего лишь полог, выгнутое над землёй женское тело, усеянное блестками брюхо Великой Коровы [137] Великая Корова — богиня Хатор (см. прим. 46.). или что-нибудь египетское, было всё тяжелее и тяжелее. Он явственно ощущал суровое и ошеломляющее присутствие некой божественной силы. Наконец он остановился и закинул голову.

— Ану, бог неба, — прошептал он.

Он подождал, всё ещё не зная, чего ждёт, но так и не услышал никакого приказа.

Он, спотыкаясь, двинулся вперёд, обошёл расколовшуюся от зноя огромную скалу и зашагал дальше. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем впереди появилось слабое сияние и факелы влились в лощину, которая вела к пятну света. Вместо того чтобы идти следом, Тот осторожно взял выше, обошёл кругом и увидел, что процессия собралась в песчаном углублении как раз под ним. Окружавшие её факелы слились в сияющие узлы; у основания одного из низких голых холмов, тут и там попадавшихся в этом безмолвном ущелье, дно которого напоминало окаменевшие морские волны, стояли ряды храмовых свеч — огромных сальных конусов на шестах, воткнутых в землю. В склоне холма открылась дверь. С каждой её стороны лежали кучи булыжника и песка; позади стояли каменщики с инструментом, доставленным жрецом некрополя.

Печати были взломаны. Дверь гробницы была открыта настежь; внутри горел факел, но никто не торопился входить. Сем-жрецы с факелами и длинными кадилами неловко топтались рядом; трое семеров, выбранных из этого тайного паломничества, собрались у царских носилок, к которым подбежал взволнованный Хапусенеб. Что-то было не так.

Тот подошёл чуть ближе и сразу понял, что это было. Хапусенеб, прибывший со жрецом некрополя и рабочими на час раньше, чтобы открыть гробницу и приготовить огромный царский гроб для переносимых останков фараона, обнаружил, что гигантский каменный саркофаг, в котором покоился гроб, на целый палец длиннее того, что ожидал в прекрасной новой гробнице. Спустя восемнадцать лет никто не помнил, каким высоким был старик. Возникла непредвиденная трудность: гроб был слишком длинным для новою саркофага, а старый саркофаг — слишком тяжёлым, чтобы его можно было передвинуть. Перезахоронение следовало отложить.

Когда от носилок донёсся звонкий голос Хатшепсут, Тота сотрясла дрожь. Он не слышал и не видел её уже несколько месяцев.

— Отложить? Конечно, нет. Нужно переделать новый. Сейчас же. Немедленно. Пусть Сенмут возьмёт рабочих и отправится внутрь, к новому месту Драгоценного Обитания. Мы последуем туда вместе с любимым отцом.

— Но, Ваше Величество... решать такую задачу второпях...

— Это должно быть сделано! Мой отец не может оставаться здесь ещё час!

Тот, которого от этого голоса бросало то в жар, то в холод, увидел, что Хапусенеб отвернулся и с явной досадой отдал необходимые приказания. Великий царский визирь Амона и Египта сегодня ночью потерпел неудачу.

Сенмут и два сам-жреца быстро завязали рабочим глаза и погнали их в лощину. Нехси спокойно перестроил процессию, оставив между носилками и дверью открытый проход; затем все встали на колени.

Хатшепсут ступила на землю. Мгновение она стояла молча, озирая небольшое освещённое пространство, коленопреклонённых слуг и открытую дверь гробницы. Тот, охваченный бурей чувств, вцепился в большой камень, на который опирался. Вот она, всего лишь в десяти шагах — такая же маленькая, сильная и прямая, как в его детстве. Правда, гофрированный царский головной платок с тугими белыми складками по-мужски обрамлял её лицо и падал на шею, лишая её обострившиеся черты всякого сходства с прежней госпожой Шесу. Когда царица оглядывалась по сторонам, сверкавшая над её лбом кобра поворачивалась туда и сюда.