Валентин Дитякин: Леонардо да Винчи

Но Зороастро продолжал стоять неподвижно. Он только убрал свою руку с плеча монаха. Монах передернул плечом.

— На колени, нечестивец, а то я прокляну тебя! Ты пойдешь в ад, и никакие силы не спасут тебя от страшных адских мук...

Монах почти кричал, а Зороастро продолжал почему-то улыбаться.

— Э! Нашел чем пугать! Я, святой отец, такие муки прошел — что перед ними ад! Да-да, вот здесь, на земле! А ты говоришь — ад!

— Что ты болтаешь, нечестивец! Опомнись! Твой господин еретик, безбожник! Он и тебя погубит...

Рука Зороастро снова легла на плечо монаха. Монах слегка подался назад, а затем бессильно осел на пол.

— Ты о моем господине молчи! Понял? Ни слова! — Он отпустил монаха, пошарил за поясом. В прыгнувшем вверх пламени свечи блеснул остро отточенный нож. — Слушай, святой отец! — Обычно столь молчаливый Зороастро неожиданно стал словоохотлив. — Если ты кому-нибудь скажешь хоть одно слово о том, что видел здесь, то...

Монах даже побелел от ярости. Он задыхался:

— Ты... ты... смеешь поднимать руку на служителя церкви!

— Тише! — властно сказал Зороастро. — Я знаю, что, если ты донесешь, мне не миновать казни. Но запомни, что наши души пойдут вместе. Твоя — в рай, моя — в ад, но клянусь, что они пойдут вместе!.. — И он многозначительно перекинул нож из одной руки в другую. — Запомнил? А теперь уходи! — Он открыл дверь и легонько подтолкнул монаха.

— Проклятый нечестивец! Слуга дьявола!.. — бормотал тот и, подобрав полы сутаны, побежал к воротам.

Зороастро вернулся в часовню. Аккуратно погасил свечу и тихо вошел в мертвецкую.

— Что там, Зороастро? С кем это ты говорил?

— Со сторожем, мессер.

— А-а-а, — рассеянно заметил Леонардо. Несколько минут он работал молча, потом выпрямился: — Смотри, мой друг! Вот он, великий и первый двигатель человеческого организма! Сколько труда стоило мне увидеть его, и вот наконец я держу его в своей руке!

Он поднял свою большую, широкую руку вверх. На ней лежало сердце. Под колеблющимся огнем светильника оно, казалось, жило, билось.

Леонардо осторожно положил его в подставленный Зороастро сосуд и тщательно закрыл.

— Не пора ли, мессер, собираться?

В открытое оконце пробивался мутный рассвет. Леонардо тщательно закрыл труп холстиной.

Когда они проходили ворота, старый сторож, опуская в карман туго набитый кошелек, бормотал себе под нос:

— Право, я тут ни при чем... Разве я знаю, что они там делали?.. Святой Иоанн, заступись и охрани меня...

Дождь прекратился. На востоке уже пролегла светло-розовая полоса. Утренний воздух был свеж. Леонардо пил его большими глотками, как ключевую воду. Он шел прямо, свободной, уверенной походкой. На душе у него было радостно.

Сделан еще один шаг в трудном деле познания мира!

Окраина начала пробуждаться. Со скрипом отворялись двери, там и сям хлопали открываемые ставни. Кое-где над крышами уже вился дымок. Из широко открытой двери таверны вырывался соблазнительный запах горячей колбасы и копченой ветчины.

Все чаще и чаще встречались прохожие. Начинался новый трудовой день. Позевывая и протирая заспанные глаза, они кто с недоумением, а кто подозрительно и с опаской смотрели на необычных здесь прохожих.

Солнце уже поднялось над крышами домов, когда Леонардо и Зоро-

193

Леонардо да Винчи. Сердце. Рисунок.

13 Леонардо да Винчи

астро наконец добрались до Кастелло. Сонный страж, громко грохнув алебардой, строго спросил:

— Кто идет?

— Художник его величества короля.

— Проходите.

Вот и дома. Как хорошо было бы сейчас растянуться на кровати и заснуть крепким сном! Зороастро так и сделал. Он поставил на стол банку, которую нес всю дорогу так осторожно, как если бы в ней было золото, затем он внимательно осмотрел замок двери, подтащил к ней длинную широкую скамью, служившую ему кроватью, вынул нож, проверил ногтем, достаточно ли он остер, и улегся спать. Спал он по-особому. Ни один звук, раздававшийся в комнате, не был в силах нарушить его богатырский сон, но достаточно было самого легкого шороха под окном или на крыльце, не говоря уж о шагах или голосах, как он немедленно вскакивал. Верный слуга и хороший друг!

А Леонардо? Нет, он не ложился. Ему надо было, пока впечатления были еще свежи и ярки, зарисовать виденное и записать приходящие в голову мысли.

Вот он сидит за столом, разбирая сделанные им наспех в мертвецкой наброски, переносит все это на большие листы и отделывает их. Лист за листом покрываются изумительно тонкими, точными зарисовками органов человеческого тела, схемами кровообращения. А поля листа и нередко промежутки между рисунками заполняются записями: