- Что, засиделась в курной избе? Или давно верхом не ездила? - спросил он, стягивая зубами рукавицу.
Она не отвечала. От скачки захватило дух. Сердце выбивалось из груди.
- А я ведь дней не тратил понапрасну, - оправдывался старый выручатель Всеволожи.
Евфимия кивала, задыхаясь:
- Искал… заменщика…
- Само собой, - сказал Ядрейко. - Ещё разведал про Коротоноса. Нелёгкая задача! Твой дворский прежде служил ищиком в Дьячьих палатах. Излавливал нас, грешных. А ныне подноготную его я изловил доподлинно. Он был подсыльный к Ярославичу!
- Десятого чутья не слушалась! - расстроилась Евфимия. - Пропали княжьи вызволители!
Ядрейко приложил к устам два пальца и успел произнести:
- Эх, не пропал бы князь! Свищи хоть в ключ, коли замок в пустом амбаре.
Уши Евфимии под шапкой пронзил звук, острый и резкий.
- Ой-ёй! - вскрикнула она. - Мне показалось: сосны падают!
Ядрейко ухмыльнулся:
- С посвисту и леса кланяются!
Евфимия пыталась вторить атаману. Неудачно.
- Не всякая птица свистит, - молвил он. - Иная чирикает, а сова только пыхтит да щёлкает.
- Я, по-твоему, сова? - озлилась дева и прибавила: - Глупый свистнет, а умный смыслит.
- А ведь вокруг Шишовский лес! - сказал Ядрейко. - Вот, жду теперь своих.
Княгиня уважительно оглядывала сосны в белых рукавицах. Атаман развлёк беседой:
- Однажды возле себя слышу, стрела свищет! Я туда - свищет! Я сюда - свищет! Беда, думаю. Влез на берёзу, сижу - свищет! Ан, это у меня в носу…
- А не идут к тебе ватажники, - промолвила Евфимия.
- Пождём, - ответил он. - Скажется птица посвистом.
Из леса выскользнул на лыжах малый в куцем зипуне.
- Здорово, Парамша! - приветствовал его Ядрейко.
Тот склонил главу набок:
- Здравствуй, Взметень!
Спешились… А позади - такой же «парамша», постарше.
- Здорово, Онцифор! - сказал Ядрейко.
- Здравствуй, Взметень!
Былому атаману дали лыжи. Он спутницу взял на руки. Шиши вели коней. Снег был глубок и рыхл.
Петляли по лесу незримыми путями, ведомыми лишь проводникам. Вышли к поляне с несколькими землянками. Снег завалил их. По парным зевам только и определишь, что ходы ведут вниз, в подснежное жилье. Евфимии освободили всю землянку. А не очень-то общались. Взметень принёс мясо с кашей и ушёл. Сидела при светце одна. Когда надумала пройтись, куда князья ходят пешком, увидела над головою звёзды. Из землянки рядом вырывался хор жутких голосов. Песня отвращала и притягивала. Евфимия не слыхивала таких песен.
Ты взойди-тка, мать - солнца красная.
Над горою-та над высокаю,
Над палянай-та над широкою,
Над дубравай-та над зелёною,
Йыбыгрей ты нас, добрых моладцав!
Мы не воры вить, ни разбойнички,
А мы плотнички да топорнички.
А срубили мы да построили
Церковь Знаменья осьмиглавую.
На осьмой главе - крест серебряной.
Што на том кресту соловей сидить,
Высоко сидить, далеко глядить.
Он глядить: в лесу бел шатёр стоить,
Под шатром лежить залата казна,
На казне сидить краса-девица,
Атаманова полюбовница.
Приюснула та краса-девица,
Приюснула, тут же проснулася,
Нехорош-та сон ей привидился:
Ей с казною-та быть пойманной,
Атаману-та быть повешену…
«Где я? - Княгиня, возвратясь к себе, прилегла на волчьи шкуры, коими застлан был жёсткий одр. - Куда судьба низвергла!»
Вошёл Взметень, принёс корец мёду с кипятком и хлеб.
- Дела такие, - присел он на низкий пень, заменявший стольце. - Они согласны перетряхнуть углическую колодницу, изъять князя. А дело кислое! Не разбой - мятеж! Схватят - виска с плахой, не схватят - шиш в мошне.
Княгиня сняла с шеи золотую крестчатую цепь, мужнин свадебный поминок.
- Отдай…
- Я гроша бы от тебя не взял, Евфимия Ивановна, - смутясь, принял цепь Ядрейко.
- Сумеют войти в колодницу? - спросила княгиня. - Запоры! Стража!
- Эх! - отмахнулся он. - Крюкастое узельчатое вервие на что?.. Спи спокойно.
И вновь гостья в одиночестве. Землянка пропахла зверем от волчьих и медвежьих шкур. Сон одолел без снов…
С утра шиши, став на лыжи, побежали своими тропами к Угличу. Ядрейко со спутницей продолжили путь верхами.
…Вот и повёртка, где она, наверное, сто лет назад покинула Чарторыйского и Шемяку…
Все постояния Ядрейко пролетал, как пустые места, да ещё опасные. Подменных коней взять было неоткуда. Он же спешил, боялся: Онцифор и Парамша со товарищи быстрее достигнут Углича. Путь их короче. Завзятые лыжеходы! А кони под вершниками уставали. Приходилось спешиваться, вести в поводу. Ночных костров у большой дороги не разводили. Спали самую малость в тепле сугробов, в кожухах, словно черви в коконах.
Читать дальше