Вадим Полуян - Ослепительный нож

Смерклось. В раскрытом оконце и так весь день ничего не видишь, кроме высоких сосновых палей, ограждающих дом Тюгрюмова от сторонних глаз. А тут резко упала занавесь августовской ночи. Евфимия за творила окно и зажгла светец. Масла осталось мало, тусклый огонёк коптил. Книги, писанной полууставом, не прочтёшь. Осталось разобрать одр и лечь. Тут в дверь стукнули. Ключница тюгрюмовская Асклипиада показала суровый лик:

- К тебе инока в княжеской карети.

Какая инока? Почто в княжеской?.. Месяц миновал, как осталась боярышня без друзей, одиночествует в сомнениях: в Нивны ли воротиться, уйти в сестричество, под Углич ли попутешествовать, принять постриг в монастыре то ли Рябовом, то ли Рябином, где живёт под куколем бывшая Неонила… Никто одиночку не навещал, даже амма Гнева не подавала знаков. И вдруг - инока! Не судьба ли?

Вошла женщина в чёрной понке, надвинутой на глаза. Облик так знаком!

- Кто ты?

Понка сброшена. Господи! Пред ней нынешняя великая княгиня Софья Шемякина.

- Тише! Я ненадолго. Предупредить…

- Сядь, подруга, - усадила гостью боярышня. - Боишься быть узнанной, а ездишь в царской карете! Велю твою государынину повозку вогнать во двор.

Евфимия вышла. Когда вернулась, княгиня с ужасом оглядывала неказистую боковушу.

- Как бедно у тебя, ясынька!

- Не замужем за великим князем, - усмехнулась боярышня. - Только что-то мы не о том… Зачем снизошла ко мне потемну и втайне?

- Убегай, Евфимьюшка! Митенька велел тебя поймать, привесть к розыску за большие вины, - одним духом выговорила Софья.

- Вот как? - заняла Всеволожа место напротив и взяла княгиню-подругу за руку. - Господь видит, Софьюшка, для тебя сей ночной приход - страшный подвиг! Попытаемся обмануть беду. Расскажи допрежь, ездила ли в Углич со двором? Что Василиус? Что Марья? В тесноте сидеть - не венок плести! А как детки?

- Всё поведаю, - успокоилась Софья. - Жаль, на речи времени отпущено вот столько, - показала выхоленными перстами мелкую щепоть. - Была в Угличе, видела слепого, брюхатую, маленьких. Хотела позвать тебя, воротившись, а где искать? У Можайского вызнала о доме Тюгрюмова. Иван жалостлив. «Пусть, - говорит, - обыщики с ног собьются. Знаю, не скажу. Найдут, не найдут - я тут ни при чём». Сам поостерёгся упредить. Я смелей Ивана!

- Ты смелее, - согласилась боярышня. - Не томи, поведай, как было в Угличе?

- Прибыл государь с двором;- торжественно доложила Софья, - с князьями, боярами, епископами, игумнами. Велел позвать Василия, дружески обнял. Винился, изъявлял раскаяние, потребовал прощения великодушного…

- И государь простил? - не утерпела перебить Всеволожа.

- Слепец, не государь! - поправила великая княгиня. - Он объявил с сердечным умилением: «Нет, я один во всём виновен. Страдаю за грехи мои и беззакония. Излишне любил славу, преступал клятвы, гнал братьев, христиан губил, мыслил изгубить ещё. Я заслужил казнь смертную. Ты ж, государь, явил мне милость, дал средство к покаянию».

- Воистину ли таковы слова изрёк? - не верила Всеволожа.

- Вот крест! - Великая княгиня осенилась и продолжила: - Всё так искренне! Слова - рекою вместе со слезьми. Бояре плакали. Митенька хвалил смирение Васильево. Потом - клятвы с крестоцелованием. Грянул пир в нашем углическом дворце. Василий сидел с Марьей и детьми, взял богатые дары, Вологду в удел.

- Вологду? - одобрила Евфимия.

- Пожелал Митеньке благополучно властвовать в Московском государстве, - закончила великая княгиня.

- В чём я виновата? - удивилась Всеволожа.

- Ты не виновата, - плачуще сказала Софья. - Ты много осведомлена. Знаешь козни Ряполовских, их затеи на грядущее. Под Дамским Волоком наш Вепрев был разбит, едва сам не погиб. Поездка государя в Углич, решение освободить слепого, расстроила весь заговор. Мятежники отправились в Литву, к Боровскому, к Басенку. Не для того же, чтоб там сиднями сидеть.

- Я их дальнейших замыслов не ведаю, - сказала Всеволожа.

Софья тяжело вздохнула:

- Могу ль не верить тебе, ясынька? Поверят ли обыщики? Застенок выдумает вины, навострит язык для несусветицы.

- Застенок? - вспомнила боярышня Дубенского и Бегича.

- Беги, родная! - торопила Софья. - Время ли нам наслаждаться дружеской беседой? Коня тебе я, едучи сюда, взяла. Ты, знаю, вершница изрядная. Вот серебро. Ах, вспомнила. Поимщики приставлены к дорогам на Можайск, на Тверь, на Дмитров, на Владимир…

- На Ярославль, - с усмешкой подсказала Всеволожа.

- Да, и на Ярославль, - кивнула Софья.

- Возьми-ка серебро своё, - вернула ей боярышня тугую калиту, - и забери коня, мне он не надобен. Сама же возвращайся вборзе во дворец. За упрежденье благодарствую, - и чмокнула великую княгиню в щёку.