Гюг ле Ру - Гибель Византии

26 марта 1452 года султан выехал из Адрианополя и распределил свое путешествие так, чтобы на седьмой день прибыть на место, выбранное для форта, где ждали его до пяти тысяч каменщиков. Немедленно заложили фундамент с большими празднествами Курбана — зарезано несколько баранов и кровь их смешана с известкой для первых слоев.

Когда первые сведения о сооружении форта достигли Константинополя, император, казалось, намеревался сделать вылазку и с мечом в руках остановить работы. Константин Драгаш был скорее простой, честный солдат, чем искусный дипломат. Но его советники убедили его оставить эту мысль и попытаться послать вторую миссию к султану.

Отправили новых послов. На этот раз греки заговорили откровенно: если султан будет настаивать на сооружении форта, он фактически нарушит мир с греками и трактаты, которые его предшественник соблюдал добросовестно и которые он сам подкрепил торжественной клятвой. Далее они заявили, что Царьград не может наслаждаться миром, и мир не имел бы никакой цены для граждан, до тех пор пока голодная смерть, то есть прекращение подвоза хлеба будет висеть над их головами. Император готов уплачивать ежегодную дань, но он считает своим долгом настаивать, чтобы султан отказался от сооружения форта.

Интересно, что Магомет II объяснил свой поступок сыновним повиновением. Он рассказал греческим послам, что восемь лет тому назад, когда венгерская армия под начальством короля Владислава и Гуниади стояла под Варной, готовясь идти на Адрианополь, отец его, испытавший большую трудность в переправе из Азии в Европу, дал обет построить форт на Европейском берегу с целью обеспечить своей армии свободный проход. Смерть помешала отцу исполнить свой обет, и теперь сыну необходимо осуществить это дело! «Неужели вы думаете, что остановите меня?» — спросил султан в заключение. «Эта земля не принадлежит императору, так почему же мне не сделать по своему? Ступайте и скажите своему повелителю, что я способен сделать то, чего не могли сделать мои предшественники, и что я намерен исполнить то, чего они не хотели делать! И заметьте еще, что я прикажу сажать на кол всякого посланника, который придет ко мне с подобным поручением!»

Этот ответ вызвал панику во всем городе. Толпы народа собрались на рынках и других площадях города, иные имели вид людей, пораженных ужасом, другие же напротив с жаром повторяли слова султанского ответа; некоторые ударяли себя в грудь, говоря: «Настали последние дни! Времена антихриста и нашей гибели! Что станется с нами! Лучше, о Господи, дай нам умереть от чумы, чтобы глаза наши не видели падения нашего города, чтобы уши наши не слышали, как враги наши спросят с насмешкой: «Где же святые угодники, охраняющие этот город?»

Но было множество людей без семьи и дома, которые смотрели с презрительной улыбкой на рабочих и лавочников, спешивших в церкви, чтобы осенить себя крестным знамением и положить сотни земных поклонов. Мелкие трактиры были переполнены этими бездомными, которые над кубками вина громко смеялись над испугом жителей. Из таких людей образовались небольшие отряды добровольцев, которые сами по себе отправились на вылазку через Северные ворота, чтобы прогнать султана и его каменщиков. Никто из них не вернулся в город. Все они были или изрублены на куски, или взяты в плен турками.

Са’ад-ед-дин рассказывает, что султан повелел Магомет-бею, сыну Ак-Чайлу, опустошить ближайшее соседство Константинополя и что этот командир овладел множеством скота и забрал в плен всех греков, каких он встретил в полях, вне города. Тот же историк упоминает, что среди неверных распространилось страшное волнение после ответа султана. «Они не знали что делать, — прибавляет он, — и выдумали послать своему другу, Халилу, несколько крупных рыб, наполненных червонцами. Халил, разумеется, сделал все возможное, чтобы султан по крайней мере успокоил императора, возобновив уверения в своих миролюбивых намерениях. Но султан счел лучшим отложить выполнение этого предложения до возвращения своего в Адрианополь».

Весьма вероятно, что Халил дал этот совет не столько ради полученных им золотых рыб, сколько ради политических соображений. Он хорошо знал, что отправлены посланцы императора к европейским дворам и что отчаяние иногда служит источником великой силы. Как человек осторожный, он добросовестно и искренно советовал своему повелителю не доводить дела до крайности.

После четырехмесячной усердной работы форт был совершенно окончен. Стены его имели 25 футов толщины; на каждом углу были возведены башни, вооруженные пушками, которые могли бросать снаряды из гранита или базальта огромных размеров. Несколько меньших башен сообщались с этими главными тремя. Султан назвал новый форт «Богази-Кезен», то есть фортом, отрезающим проливы, и посадил туда гарнизон в 400 янычар под начальством Фирудин-бея. Затем он с сильным эскортом проехал вдоль стен Константинополя, осматривая его укрепления. Первого сентября он достиг своей резиденции на Марице.