Юрий Андреев - Багряная летопись

— Да что ты такое говоришь?! — растерянно и гневно спросил он. — Мне доктора точно сказали: будет, говорят, жить! Скоро начнешь поправляться, встанешь, будешь ходить…

— Не кричи, мой дорогой, мой командир… Я была виновата перед тобой… Так вышло… Ты меня простишь… — Она начала задыхаться.

— Ты мне на всю жизнь нужна, понятно? На всю жизнь! Я тебя люблю! Понятно? Выздоровеешь, я к тому времени вернусь, поженимся. Понятно? А будешь плакать, я… я не знаю, что сделаю!..

— Понятно… — прошептала она.

Огромные ее глаза окатили его таким потоком света, что он едва не закричал от боли. Чуть было не рванулся он и не принялся в смертной тоске рубить в щепу столы и табуретки.

— Гришенька, — она говорила уже громче, настойчивей, и он не понял: то ли она поверила ему, то ли хотела успокоить, утешить, — скажи Валентинову, пусть распорядится: когда я выздоровлю, меня… к вам… медсестрой…

— Сегодня же скажу!

Она снова закрыла глаза. Грудь ее начала конвульсивно вздыматься.

— Товарищ Далматов!

Стоя на коленях, он обернулся: в дверях стоял толстый пожилой врач.

— Прибыл вестовой. Вас срочно вызывают в штаб. Прощайтесь, скоро увидитесь снова.

Григорий пристально вгляделся в его глаза. Тот едва заметно показал на сердце и на часы: дескать, никак ей больше нельзя, никак! Тогда Григорий склонился над Наташей, плотно обхватил ладонями ее истаявшие плечи и принялся целовать лоб, глаза, сухие горячие губы.

— Выздоравливай! В Петроград вместе поедем, вместе! Кровника моя, солнце мое!..

— Прощай! — внятно сказала она. — Береги себя… Володе привет…

Он вскочил и, натыкаясь на табуретки, стол, бросился к двери. В коридоре его догнала Тося, он сорвал с себя кургузый халатик, сунул ей в руки и выбежал во двор.

Слезы мутили его глаза, лицо исказилось, он издавал какие-то рычащие, клохчущие звуки. Ратмир испуганно шарахнулся от него, он дернул его, вскочил в седло и рванул повод. Черный конь стремглав вынес всадника из ворот и понесся стрелой из города в поле. А Григорий гнал его и гнал, ругаясь и плача, все гнал и гнал, и встречный ветер студил ему лицо и сердце и пел что-то свое — и горькое, и мстительное, и равнодушное. И тяжкой ношей ложилась жизнь на его плечи: погибли, ушли навсегда Еремеич, Володька, Наташа… И надо было их мечты нести с собой, и мстить за них, и жить за них. И он гнал и гнал коня, ругаясь и плача, — из юности, которая кончилась, в зрелость.

Лбищенская трагедия совершилась в ночь с 4 на 5 сентября 1919 года. Командир 25-й дивизии Чапаев, новый комиссар Батурин и вместе с ним сотни бойцов погибли в эту ночь от руки врага. А ведь трагедии могло и не быть!

23 июня 1919 года М. В. Фрунзе отдал приказ за № 02158 по войскам Южной группы Восточного фронта: «…особое внимание приказываю обратить на самую серьезную службу охранения и поддержания боевой готовности частей при остановках на ночлеги.

Требую, чтобы каждое селение, занимаемое на ночь, приводилось в оборонительное состояние путем наскоро примененных подручных средств.

Помимо частей, долженствующих весьма бдительно нести непосредственно сторожевую службу с выставлением охранения во все стороны и с установлением связи с соседями, приказываю не забывать назначать в каждом пункте ночлега особые дежурные части, силой не менее одной трети численности всего гарнизона; эти дежурные части должны располагаться сосредоточенно, быть в полной готовности стать в ружье в каждую данную минуту, должны тщательно изучить весь район ночлега, чтобы по тревоге, хотя бы в полной темноте, без суеты и потери времени занять заранее намеченные боевые места. Остовом для позиции дежурных частей должны служить части сторожевого охранения на каждом данном угрожаемом участке при условии заблаговременного расположения в важнейших местах засветло нацеленных пулеметов.

В темноте, как общее правило, ни артиллерия, ни кавалерия действовать не должны; весь успех ночных боев должен основываться на заблаговременном извещении дежурной части, спокойном занятии позиций и выдержанном с близких дистанций ружейном и пулеметном огне.

Важность правильного несения службы сторожевого охранения при ночлегах в сфере влияния противника настолько ясна, что, казалось бы, не должна вызывать особых указаний, однако практика показывает, что некоторые части в этом отношении допускают преступную небрежность. Предупреждаю, что впредь обнаружение каких-либо погрешностей в этом деле, особенно когда результатом явится боевая неудача, повлечет за собой самые суровые кары, причем в провинившихся частях все виновные, начиная с командиров и комиссаров, будут расстреляны…»