Юрий Андреев - Багряная летопись

— Требуется расписка?

— Так точно! На обороте конверта! — выпалил Далматов: да, перед ним, безусловно, был тот самый Авилов, правда, тогда он был в щегольской бекеше, но это был он, человек, который хотел увезти Наташу к белым!

Комбриг расписался и возвратил конверт этому высокому, широкоплечему красноармейцу, который не спускал с него какого-то странного, будто изумленного взгляда.

— А ведь я где-то вас видел. — Авилов пристально посмотрел Григорию в глаза. — Постойте, вы не из Петрограда?

— Так точно!

— Правильно! Вы были в студенческой шинели и гуляли с Наташей Турчиной?

— Да, это я.

— Ах, боже мой, до чего ж тесен мир!.. Савелий! Срочно самовар! Этого молодца я знаю еще по красному Петрограду. Угостим его с дороги.

Вестовой недобро пожевал губами, стоя в дверях, и нехотя вернулся в кухню.

— Товарищ комбриг, простите, не могу, — неловко (потому что лгал) ответил Григорий. Мы тут с товарищем должны выполнить еще один приказ, тоже срочный.

Авилов охотно согласился:

— Да! Да! Понимаю: служба есть служба. Надеюсь, мы еще увидимся, посидим, поговорим, вспомним Петроград. Всегда буду рад видеть друга нашей общей прелестной знакомой. — В голосе Авилова прозвучала ирония: ведь Наташа, безусловно, давно уже в Англии.

— Разрешите идти?

— Пожалуйста. Будете писать в Петроград, передайте ей привет и от меня.

«Ах гад! Ну точно гад!» Все окончательно стало на свои места: ведь Наташа в своем письме, читанном им без счета, заученном наизусть, сообщала, что Авилов ехал с ними до Низы! «Я тебе передам привет в Петроград!» В лихорадочном возбуждении Далматов взметнулся в седло и, махнув рукой Фролову, взял в карьер — прочь из села.

Авилов видел, как опрометью выскочил от него бывший студент, как погнал он коня, опережая своего спутника, и сразу тошнотворный страх сдавил его за горло, перехватил дыхание: вспомнился переполох в вагоне после полученной шифровки, вспомнилось предположение Безбородько, что тревога поднята кем-то из близких Наташе людей. Да, это так, и вполне возможно, что именно этим долговязым недоучкой. «Значит, рассчитаем: сегодня же вечером он может доложить о своих подозрениях, тем более что Наташа — тю-тю! — уплыла от него за море, и если в Чека не будут хлопать ушами, то уже ночью здесь можно ждать нежелательных гостей, и тогда — «финита ля комедиа»… Ну что ж: вот секретные приказы № 021 и № 022, Фрунзе готовится ввести в разрыв между белыми корпусами ударную группу. Неизвестно, знает ли об этом Ханжин. Следовательно, не мешкая, надо предупредить его. Сегодня, или будет поздно — и для меня, и для всех нас…»

— Гришка! Гришка! Стой, черт! Лошадей загоним, стой!

Но Далматов гнал и гнал.

— Ты что, спятил? Стой! — И Фролов выпалил в воздух.

— Сам ты спятил! Ты что палишь? Казаков призываешь? — Григорий осадил коня и гневно обернулся к другу.

Тот подскакал, сдерживая взмыленную лошадь:

— Говори толком, не то плюну на тебя, поеду один. Ошалел у нас молодой красный орел с самого Питера!

— Тьфу! Времени у нас ни крошки! Знаешь, кто такой этот комбриг семьдесят четвертой?

— А кто?

— Тот самый генерал-предатель, что Наташу с матерью к белым отправил!

— Комбриг семьдесят четвертой?!

— Понял? И меня узнал, угощаться оставлял. Понял теперь, кому мы секретные приказы привезли?

— Фиу! Вот это да…

— И до штаба дивизии далеко, пока еще доедем, а ты кричишь «стой, стой»!

— Слышь, Гришка, а ну-ка давай поворачиваем в Языково, — решительно скомандовал Володя.

— При чем тут Языково? — нетерпеливо спросил Григорий.

— А при том, что Еремеич повез пакет в штаб семьдесят пятой бригады, я слышал: в Языково. Это от штаба дивизии тридцать пять верст. Значит, отсюда осталось верст с десяток.

Григорий, приходя в себя, долгим взглядом посмотрел на друга:

— Ну, Володька, тебе и впрямь только в разведке служить!

— А что ты думаешь! Недаром сказано: орел-жеребец-заяц-лисица!

— Ага! Еще и сорока. Значит, напрямик в штаб семьдесят пятой и прямо к комиссару. Вперед!

Они помчались, но кони были утомлены, все чаще приходилось переводить их на замедленную рысь или пускать шагом. Уже совсем стемнело, когда в комнате комиссара 75-й Григорий увидел самого Фурманова!.. Через полчаса из села на крупной рыси выскочил отряд во главе с начальником особого отдела 75-й, который получил специальное задание.

Григорий и Владимир долго водили коней по кругу, охлаждая их. После этого, задав им корм, они отправились на сеновал, но было разведчикам не до сна. Правда, Фурманов успокаивал их: подозрения, дескать, могут не подтвердиться, и сами вы не виноваты, но все-таки секретный приказ передан в руки матерого врага! Наташе привет в Петроград!.. Эта ложь больше всего говорила Далматову: конечно, Авилов враг, путает следы. Фурманов благодарил за бдительность, но Григорий-то знает, что его хваленая-перехваленая выдержка дала сегодня осечку: перед Авиловым сразу же выдал себя и после, пораженный встречей, погнал коня из села, вместо того чтобы поговорить с комиссаром 74-й бригады или начальником особого отдела. Конечно, они могли ему и не поверить: кто он такой? Рядовой боец, а обвиняет самого командира бригады. Ну, пускай бы его, Гришу, арестовали, но и за Авиловым сразу же начали бы следить! Эх! Сколько же можно в сосунках ходить! Он даже застонал, осознав свои промахи.