М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

Джабаги Казаноков рассеянно тыкал ножом в кусок жареной оленины.

— Вот на это, милый мой Канболет, я ничего не могу тебе ответить, — сказал он. — Мое дело мирное. И мне удалось уже помирить не одну пару кровных врагов.

Тузаров посмотрел в его строгие, но затаенно-улыбчивые глаза и понимающе кивнул головой.

— А что ты не поделил с Алиготом-пашой? — спросил Джабаги.

— Почему не поделил? — засмеялся Канболет. — Дележка у нас была дважды. Первый раз в Бахчисарае, когда люди Алигота «поделили» наше с Кубати имущество, — заодно они хотели разделить на части и наши тела, — а второй раз — сегодня утром. Только «дележкой» алиготовского снаряжения и оружия двух его людей на этот раз занимались мы с Кубати. Вернул паша свой должок…

— Так вот с кого ты снимал руно! — с уважением посмотрел на Канболета Емуз. — И ты их…

— Нет, зачем? Все остались живы. Не мог я убивать пашу. Если бы он хоть дрался как мужчина. Или бы серьезно поранил моего парнишку… Но этот презренный трус оказался — хвала аллаху! — и никудышным стрелком. А ведь ружье у него было хорошее.

Емуз залпом опустошил чашу с махсымой и вытер усы ладонью.

— А я решил, что мальчик зацепился ухом за колючую ветку… — Хозяин дома немного помолчал, потом озабоченно вздохнул: — Не пустится ли теперь сераскир на новые грабежи и бесчинства?

— Пустится, — сказал Джабаги. — Только не потому, что его сегодня самого остригли. Я знаю, что крымское ханство не сегодня-завтра потребует от адыгов новую дань. Прежний ясак хотят увеличить в десятикратном размере.

— В десятикра-а-а-тном! — поразился Емуз. — Но это невозможно! Они и так довели народ до обнищания.

— Да. Невозможно. И потому… будет война, — закончил за Джабаги Тузаров. — Я ее чувствую, как собака чувствует след зверя, который опережает ее на полсотни шагов. К тому же я только что из Крыма.

— А я еще и из Турции, — сказал Казаноков. — Война султана с русским царем неизбежна, хотя его посол в Истамбуле, чтобы оттянуть начало войны, не жалеет золотых червонцев для подкупа турецких сановников. Встречался я с этим послом. Только новенькие русские червонцы ему тоже нравятся, и он, как шепчутся в посольстве, уже «упрятал» половину из двухсот тысяч русских монет в свой карман. А султан Ахмед Третий не устает кичиться силой своих войск. Для поднятия духа он каждый день, в сопровождении огромной свиты, иностранных послов и уличных зевак, ездит за город и повергает всех в восторженное изумление дальностью стрельбы из лука. Говорят, еще никто в мире не смог пустить стрелу на такое расстояние — больше тысячи шагов. Что же, парень он здоровый, как ногайский вол. Да сейчас не об этом речь. Готовиться к скорому нападению татар — вот что нам надо делать.

— Значит, ясак, который мы обычно платили, их уже не устраивает, — задумчиво сказал Емуз.

Тузаров в сердцах ударил кулаком по колену:

— А зачем им отщипывать от лепешки раз в год по кусочку, если они считают, что могут съесть ее сразу целиком?

Емуз взял со столика нетронутую лепешку и оценивающе посмотрел на нее:

— Не подавятся?

— Думаю, что подавятся, — сказал Джабаги. — Особенно, если русские нам помогут, как это уже не раз случалось.

В хачеш вошла Нальжан, держа в руках столик-трехножку с разложенными на нем дымящимися кусками молоденькой козлятины. Из-за ее спины показалась Сана, а за ней появился Кубати. Его ухо было залеплено лоскутком белой ткани, пропитанной медом. Юноша и девушка быстро убрали столики с недоеденной олениной. Едва они скрылись за порогом, как расторопный Куанч внес свежую воду и крепкий мармажей.

Когда эта маленькая суматоха, сопровождавшаяся шутливыми замечаниями со стороны мужчин и смущенным, сдержанным смехом со стороны женщин, улеглась, а Емуз, Канболет и Джабаги снова остались втроем, хозяин дома сказал:

— Братец мой Канболет! Ты спроси у нашего Джабаги, о чем ему напоминает этот козленок. — Емуз улыбался добродушнейшим образом. — Спроси. Можешь услышать кое-что интересное.

— Стоит ли, дорогой Емуз? — Казаноков вяло махнул рукой.

— А в самом деле? — оживился Канболет и дотронулся до рукава Джабаги.

— Да нет, неловко мне об этом… — скромничал Казаноков.

— Тогда я сам расскажу, — заявил Емуз. — Ты ведь знаешь, какая голова у нашего гостя. Вот сейчас он ею досадливо покачивает. Так она ему служит не только в серьезных делах, но иногда и в забавных случаях. Один из таких случаев как раз и связан с козленком. Правда, с живым, а не вареным. А дело было так.