М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

Когда Кургоко во время заключительного застолья объявил о своем решении, его именитые гости переглядывались в недоумении. Он, Кургоко, вообще мог не одаривать тузаровское аталычество: ведь Кубати — тлечежипшакан, за кровь воспитанный! Но, видно, не простые соображения имел на этот счет князь. Он ясно давал понять, что теперь не время ворошить прошлое вспоминать давние обиды и недоразумения.

А Тузаров радовался не столько тому, что вновь становился «владельцем», сколько удовлетворенному чувству собственного достоинства. Кажется, чистая вода правды смыла грязь клеветы, с беспокойной жизнью незаслуженно опороченного изгоя для Канболета покончено. Пора подумать о своей новой жизни, как ее устроить не хуже, чем у людей… Возродить отцовское пепелище?.. Но еще неизвестно, удастся ли уцелеть после ханского набега. Об этом надо бы не забывать, а вот почему-то забывается. Неизвестно, какая судьба ожидает всю родную землю, а не одного размечтавшегося Тузарова, который намерен сражаться там, где будет труднее всего.

Канболету почти удалось было пристыдить себя за легкомысленные и неуместные мечтания, которые осенялись светлым обликом крепкорукой Эммечь, но отрешиться полностью от радужных видений будущего счастья так и не смог. К тому же сбивали с толку разговоры и поведение окружающих людей. Никто и не думал перестраивать быт на какой-то предвоенный лад. Крестьяне определяли земли, которые будут распахивать весной, а также поля, которым предстоит «гулять» два-три года; главы семей договаривались о размерах уаса — выкупов за невест: намеченные на эту осень свадьбы не откладывались; старики предсказывали раннее наступление зимней стужи и советовали поторопиться с перевозкой сена-и сбором диких лесных плодов. «Что это? Беспечность? — спрашивал себя Канболет. — Но ведь каким народом надо быть, чтобы в такое время сохранять и спокойствие, и веру в лучшие дни!»

После всех этих раздумий Канболету захотелось еще раз поговорить с Нальжан.

Она срывала с дерева спелые сливы и складывала их в большую деревянную миску. Солнце в этот ранний утренний час только что взошло, и черные с голубоватым отливом плоды были еще покрыты мельчайшими капельками росы.

— Они хороши с утренней росой, — тихо, насколько позволил его мягко рокочущий бас, «прошептал» Канболет.

Нальжан не вздрогнула, а как-то застыла на мгновение, потом медленно обернулась:

— Я не слышала, как ты подошел. Это к девушке, которую хотят умыкнуть, вот так подкрадываются.

— Да нет, славная моя Эммечь, это не я, а ты меня уже умыкнула.

На щеках Нальжан вспыхнул румянец.

— Что ты говоришь, сын Тузарова… Не задавай загадки, непосильные для моего скудного разума. Возьми-ка лучше сливу.

— Мне от тебя сливы одной мало, — обиженно прогудел Канболет.

— Возьми две, а хочешь — три…

— Мне нужны не сливы…

«Как же начать этот главный разговор? Эх, верно сказано, что в неначатом деле змея сидит!» — думал он, холодея от страха.

— Так что же тебе нужно? — оправившись от смущения, спросила Нальжан.

— Может, яблоки? Груши? Весь сад?

— А мне не сад, мне хозяйка сада нужна! — вдруг неожиданно для самого себя сказал Канболет.

Нальжан была умной и чуткой женщиной, потому слова Канболета ее не удивили. Она знала, что рано или поздно их услышит.

— Ты для меня — мой нарт, мой Путеводитель в ночи [167] Полярная звезда. . Не хочу я знать никого другого, да и глаза мои никогда и никого рядом с тобой не увидят. Я знаю, что твое сердце к моему сердцу стремится. Но что дальше? Ведь по происхождению мы не равны.

— Послушай меня, хозяйка сада! — Канболет был бледен и взволнован, но речь его звучала твердо. — Что бы ни говорили те, кто ценит людей по родовитости, а я не хочу никакой другой себе гуаши, кроме тебя. Вот и все. А теперь думай…

В тот же день, незадолго до последнего, пятого намаза, Канболет увидел, как на мост въехал всадник на вороном коне. Сразу узнав Кубати, Канболет поспешил во двор усадьбы, чтобы встретить кана у дверей кунацкой — впервые встретить как гостя. Остановив идущую через двор Сану, он спросил ее:

— Отгадаешь загадку? Что такое шесть ног, четыре глаза, четыре уха и один хвост?

— Это загадка для детей, — усмехнулась девушка. — Человек на коне, разумеется!

— А если одно из четырех ушей чуть-чуть подпорчено свинцовой пулей?

Сана остолбенела, но потом взяла себя в руки и неторопливо направилась к дому. В лагуне [168] Комната на женской половине дома. она бросилась на тахту и уткнулась головой в подушку.