Льюис Уоллес - Бен-Гур

Но египтянка была непреклонна.

– Нет, я сама выбрала свою долю. Скоро все будет кончено.

– Но, – неуверенно произнесла Есфирь, – не можем ли мы как-нибудь помочь тебе, сделать что-нибудь…

Выражение лица египтянки смягчилось; на ее губах появилось нечто похожее на улыбку. Она посмотрела на играющих на полу малышей.

– Есть кое-что, – сказала она.

Есфирь проследила за ее взглядом и, быстро все поняв, ответила:

– Конечно.

Айрас подошла к малышам, опустилась коленями на львиную шкуру и поцеловала каждого из малышей. Медленно поднявшись на ноги, она несколько секунд смотрела на них, а затем направилась к двери и вышла из комнаты, не произнеся ни слова прощания. Шаги ее были быстрыми, и, прежде чем Есфирь смогла сообразить, как ей поступить, египтянка уже покинула дом.

Узнав об ее визите, Бен-Гур понял, что его давнишние догадки справедливы – в день распятия Айрас покинула своего отца ради Мессалы. Тем не менее он снова послал на ее поиски, но впустую; ее никто больше не видел и ничего не слышал о ней. Голубой залив, под лучами солнца весело играющий волнами, надежно хранил свои мрачные тайны. Будь у него язык и желание, он мог бы поведать нам об Айрас.

Симонидис дожил до глубокой старости. На десятом году правления императора Нерона он отошел от дел, столь долго сосредоточенных в кабинете его склада в Антиохии. До последних дней он сохранил ясную голову, что весьма прибыльно сказывалось на его делах.

В один из дней этого упомянутого года он сидел в своем кресле на террасе склада. Рядом с ним стояли Бен-Гур, Есфирь и трое их детей. Речное течение медленно покачивало ошвартованное у берега последнее их судно; все остальные были проданы. За долгие годы, прошедшие со дня распятия, еще только одно событие омрачило закат его жизни – смерть матери Бен-Гура. Однако христианские верования смягчали постигшее его горе.

Судно, о котором мы упомянули, пришло всего лишь пару дней назад, принеся с собой известия о преследованиях христиан, начатых в Риме Нероном. Стоявшие на террасе как раз обсуждали эти новости, когда Маллух, по-прежнему служивший своему другу, вошел в комнату и протянул Бен-Гуру небольшой пакет.

– Кто это принес? – спросил тот, прочитав послание.

– Какой-то араб.

– Где он?

– Он сразу же ушел.

– Послушайте, – сказал Бен-Гур Симонидису и Есфири.

И он прочитал следующие строки:

«Я, Илдерим, сын Илдерима Щедрого и шейх племени Илдерима, – к Иуде, сыну Гура.

Узнай, о друг моего отца, сколь мой отец любил тебя. Прочитай то, что я посылаю тебе при этом, и ты все поймешь. Его воля – это моя воля; поэтому то, чем владел он, ныне принадлежит тебе.

Все, что парфяне взяли у него после большой битвы, в которой он погиб, я, отомстив за него, отобрал у них – его письмо, а также всех детей Миры, которая еще при нем стала матерью столь многих звезд.

Мир тебе и всем твоим родным.

Этот глас из пустыни есть глас Илдерима, шейха».

Затем Бен-Гур развернул кусок папируса, пожелтевшего от времени, как побитый непогодой опавший лист шелковицы. Едва касаясь ветхого листа, он прочел:

«Илдерим, именуемый Щедрым, – к сыну и наследнику.

Все, чем я владею, о сын мой, станет твоим в тот день, когда ты придешь мне на смену, за исключением той собственности в Антиохии, которая известна под именем Пальмового сада. Его я оставляю сыну Гура, принесшему нам славу в цирке, – ему и его наследникам в вечное владение.

Не опозорь честь своего отца.

Илдерим Щедрый, шейх».

– Что ты скажешь? – спросил Бен-Гур у Симонидиса.

Есфирь осторожно взяла папирус из пальцев мужа и перечитала его про себя. Симонидис какое-то время молчал. Взгляд его был прикован к причаленному судну, но думал он о чем-то другом. Наконец он заговорил.

– Сын Гура, – задумчиво произнес он, – Господь был щедр к тебе в эти последние пять лет. Тебе есть за что быть Ему благодарным. Разве не настало время наконец обдумать значение всех Его даров, того наследства, которое теперь в твоих руках, и стать достойным его?

– Я понял это уже давно. Богатство послано мне для того, чтобы поставить его на службу подателю; и не какую-то часть, Симонидис, а все. Для меня стоял только один вопрос: как распорядиться им наилучшим образом? Так дай мне совет, молю тебя.

Симонидис ответил:

– Я был свидетелем тому, какие крупные суммы ты передал Церкви здесь, в Антиохии. Теперь же, почти одновременно с даром щедрого шейха, пришли и вести о преследованиях братьев наших в Риме. Перед нами открывается новое поле боя. Свет не должен погаснуть в столице.