Жан-Батист Мольер: Скупой

Гарпагон.Славный малый! Что ни слово, то перл. Хорошо, что у меня такой слуга!

Клеант, Лафлеш.

Клеант.Негодяй ты этакий! Где ты пропадаешь? Ведь я приказал тебе…

Лафлеш.Точно так, сударь, я хотел вас дождаться во что бы то ни стало, но ваш батюшка – неучтивый он человек, доложу я вам, – прямо-таки выгнал меня и едва не прибил.

Клеант.Как наше дело? Обстоятельства нас торопят: оказывается, отец – мой соперник.

Лафлеш.Ваш батюшка влюбился?

Клеант.Да. И чего мне стоило скрыть от него мое волнение, когда я узнал об этом!

Лафлеш.Ему влюбляться? Что за блажь! Уж не лукавый ли его попутал? Издевается он над добрыми людьми, что ли? Таким ли, как он, влюбляться!

Клеант.За грехи мои, должно быть, пришло это ему в голову.

Лафлеш.Что же вы не открылись ему?

Клеант.Не хотел возбуждать в нем подозрений, иначе мне трудно будет расстроить этот брак… Ну, какой ответ?

Лафлеш.Ей-богу, сударь, занимать деньги – чистая беда: попадешь в лапы к ростовщикам, как вы, например, – всего натерпишься.

Клеант.Полный отказ, стало быть?

Лафлеш.Нет, почему? Наш Симон – это, я вам доложу, маклер, каких мало, – говорит, что он для вас все вверх дном перевернул. Уверяет, что вы своим видом пленили его.

Клеант.Так я получу пятнадцать тысяч франков?

Лафлеш.Да, но только в том случае, если вы согласитесь на некоторые условия.

Клеант.Посылал он тебя к заимодавцу?

Лафлеш.Что вы! Да разве так дела делаются? Тот еще старательнее прячется, чем вы: здесь такая таинственность, что вы и представить себе не можете. Он ни за что не откроет своего имени. А сегодня вас сведут с ним в чужом доме, и вы скажете ему про ваше состояние и семейное положение. Ну, конечно, как только он узнает, кто ваш отец, – дело устроится.

Клеант.Тем более что мое состояние – материнское, оттягать его нельзя.

Лафлеш.А вот его условия – он сам продиктовал их Симону, чтобы тот предъявил их вам, прежде чем вести дальнейшие переговоры: «Если заимодавец сочтет себя в достаточной мере обеспеченным, заемщик же достиг совершеннолетия и принадлежит к семейству, обладающему изрядным, прочным, верным, чистым и свободным от долгов состоянием, надлежащей точности обязательство будет подписано у благонадежного нотариуса, по выбору заимодавца, для которого в особенности важно, чтобы настоящий договор соответствовал всем требованиям закона…»

Клеант.Против этого ничего нельзя сказать.

Лафлеш.«Заимодавец, дабы не испытывать ни малейших угрызений совести, желает ссудить требуемую сумму лишь из пяти процентов…»

Клеант.Из пяти процентов? Это по-божески. Грех жаловаться.

Лафлеш.Что верно, то верно. «Но так как вышеупомянутый заимодавец не располагает требуемой суммой и для удовлетворения заемщика вынужден занять таковую у другого лица из двадцати процентов, то эти последние – само собой разумеется – должны быть уплачены тем же заемщиком ввиду того, что вышеупомянутый заимодавец совершает заем единственно из одолжения…»

Клеант.Ах, черт возьми! Да ведь это жид, да ведь это арап! Ведь это уж выходит из двадцати пяти!

Лафлеш.Совершенно верно, я так и говорил. Подумайте.

Клеант.Да что тут думать! Мне деньги нужны, поневоле согласишься.

Лафлеш.Я так и сказал.

Клеант.Еще что-нибудь есть?

Лафлеш.Еще одно маленькое условие: «Из требуемой суммы в пятнадцать тысяч франков заимодавец может выдать наличными деньгами лишь двенадцать тысяч; остальные три тысячи заемщик обязуется принять вещами, поименованными в прилагаемой описи, по произведенной вышеупомянутым заимодавцем умеренной и добросовестной оценке…»

Клеант.Что это значит?

Лафлеш.«Во-первых, кровать на четырех ножках – покрывало оливкового цвета, весьма искусно отделано венгерским кружевом, – стеганое одеяло и полдюжины стульев. Все в полной исправности, одеяло и покрывало подбиты легкой тафтой красного и голубого цвета. Далее, полог из добротной омальской саржи [7]цвета засохшей розы, с позументами и шелковой бахромой…»

Клеант.Куда мне это, на что?

Лафлеш.Постойте. «Далее, тканые обои с узорами, изображающими приключения двух любовников – Гамбо и Масеи [8]. Далее, большой раздвигающийся стол орехового дерева на двенадцати точеных ножках; к нему шесть табуретов…»