Array Коллектив авторов - 12 великих трагедий

Что на роду написано кому!
Судьбы своей да не прейдет никто же!
На это можем уповать мы твердо,
И в этом утешение большое.

Тем все и кончилось?

Нет, кое-что
Еще пришлось мне испытать: вмешались
Тут третьи лица, подняли скандал.
Трудней всего отделаться мне было
От младших членов рода. С семерыми
Я вынужден был драться на дуэли.
Да, памятно осталось мне то время,
Хоть я и вышел с честью из беды.
Я кровью заплатил своей за это
И ею же себе купил патент,
Повысивший в цене мою особу
И утвердивший благостную веру
В неодолимость правящей судьбы.

Ваш взгляд на ход вещей вас поднимает
До степени мыслителя. В то время,
Как заурядный наблюдатель видит
Лишь ряд разрозненных, отдельных сцен
И бродит ощупью средь них всю жизнь.
Способны вы сводить их воедино.
Одною мерой мерите вы все;
И даже мимолетные сужденья
Свои все так шлифуете искусно,
Что образуют род лучей они
От центра вашего мировоззренья…
А вы ведь, собственно, и не учились?

Я говорил вам, что я самоучка.
Систематически я ничего
Не изучал, но размышлял и думал,
И понемножку набрался познаний
Из чтения. Немолодым я начал,
А, как вы знаете, тогда труднее
Прожевывать страницу за страницей,
Ненужное и нужное глотать.
С историей знакомился, признаться,
Я по отрывкам только; не хватало
На большее досуга никогда;
И так как нам нужна на всякий случай
Опора, то урывками себе
Я и религию усвоил. Легче
Таким путем переварить ее.
И вообще ученья смысл не в том,
Чтоб знанием себя напичкать всяким,
Но выбрать то, что может пригодиться.

Вот это взгляд практический!

Вы сами,
Друзья мои, судите – каково
Мне в жизни вообще пришлось. На запад
Я без гроша явился, бедным парнем;
Пришлось трудиться до седьмого пота
Из-за куска насущного, поверьте!
Но жизнь сладка, – недаром говорится, —
А смерть горька. Затем я понемногу
Стал выбиваться из нужды; и счастье
Ко мне благоволило и судьба;
И сам я изворотлив был и ловок;
Год от году все лучше шли дела,
И через десять лет среди чарльстоунских
Судовладельцев я считался крезом;
Из порта в порт моя промчалась слава;
Я истинным любимцем счастья слыл…

А чем вели торговлю?

В Каролину
Ввозил я негров, а в Китай – божков.

Fi donc!

Сто тысяч троллей, дядя Гюнт!

Вам кажется, пожалуй, что торговля
Моя на самом кончике вертелась
Того, что дозволяется законом?
И сам я это живо ощущал,
И наконец претить мне стало дело.
Но, раз затеяв предприятье, трудно,
Поверьте слову, прекратить его,
Особенно же крупное такое.
Тут, знаете ли, тысячами пахнет, —
И сразу вдруг порвать никак нельзя.
И вообще я враг крутых решений…
С другой же стороны, признаться должен,
Я во вниманье принимал всегда
Последствия, и преступать границы
Всегда немножко страшно было мне.
К тому же я уж был не так-то молод —
К пяти десяткам дело подходило,
Сединки появились в волосах;
И вот, хотя не мог я на здоровье
Свое пожаловаться, стали мысли
Меня докучливые навещать;
Как знать, когда пробьет твой смертный час,
И приговор когда объявлен будет,
И овцы от козлов отделены?
Что делать тут? Совсем прервать сношенья
С Китаем было делом невозможным,
Вот и придумал я такой исход:
Второе предприятие затеял,
Что б коррективом первому служило;
Ввозил в Китай весною я божков,
А осень туда ж – миссионеров,
Снабжая их необходимым всем —
Чулками, ромом, библиями, рисом…

Не даром же, а с прибылью, надеюсь?

Ну, разумеется. И дело шло.
Миссионеры ревностно трудились:
На каждого там сбытого божка
Новокрещеный кули приходился,
И вред нейтрализован был вполне.
Ведь поле действия миссионеров
Под паром никогда не оставалось, —
Божкам ввозимым объявлялся шах!

Ну, а с живым товаром как же?

Верх
Соображенья нравственные взяли
И там. Мне, человеку пожилому,
Такое дело было не с руки;
Как знать, когда пробьет последний час?
А к этому еще соображенья
Прибавились о тысячах ловушек
Со стороны усердных филантропов,
Не говоря уже о той угрозе,
Какой являлись каперов суда,
О риске сесть на мель, разбиться в бурю.
Все это, вместе взятое, меня
Заставило сказать себе: стой, Петер, живым и мертвым,
Убавь-ка паруса и постарайся
Ошибки старые свои загладить!
Купив на юге землю, я себе
Последний транспорт с неграми оставил;
Товар как на подбор был первосортный,
И у меня все прижились отлично,
Толстели, лоснились от жиру – мне
Да и себе на радость. Вообще
Без хвастовства скажу, что обходился
Я с ними просто как отец родной,
И сам был не в убытке от того.
Завел я школы, чтобы добродетель
Поддерживать на уровне известном;
Я сам следил за тем, чтоб слишком низко
Барометр ее не опускался.
Теперь-то, впрочем, я со всем покончил,
Совсем от всяких отстранился дел.
Плантацию свою я перепродал
Со всем инвентарем, живым и мертвым,
И на прощанье негров угостил
Всех gratis ромом – женщин и мужчин,
А вдовам табаку понюшки роздал.
Так вот теперь и уповаю я, —
Коль скоро не лукавит поговорка:
«Кто зла не делает, творит добро», —
Что прошлое мое давно забыто,
И я скорей, чем кто другой, загладил
Делами добрыми свои грехи.