Генри Джеймс - Крылья голубки

– Боюсь, вы не поймете, если я скажу, что у меня целая куча скучнейших проблем в Лондоне, которыми надо заняться. Всякие досадные штуки, домашние необходимости. Тиски нужды…

Однако миссис Стрингем понимала все прекрасно, даже «тиски нужды», и выразилась в том духе, что когда-то они были и ее обыденной стихией.

– О, ежедневные задания и ежедневная оплата – золотой приз или простое вознаграждение? Никто лучше меня не знает, как это терзает человека в убегающие прочь драгоценные, обманчивые дни! Разве не от этого я только что отказалась, чтобы последовать за ней ? Как хотелось бы мне, чтобы вы чувствовали так же, как я! И разве вы не можете, – спросила она, – писать о Венеции?

Деншеру в этот миг чуть было не захотелось оказаться способным чувствовать так же, как она, и он тепло улыбнулся Сюзан.

– А вы – вы пишете о Венеции?

– Нет; но я бы написала – неужели же не написала бы?! – если бы абсолютно от всего не отказалась. Она ведь, знаете ли, моя принцесса, а ради своей принцессы…

– Жертвуешь собой целиком?

– Абсолютно. В этом все дело.

При этих ее словах он почувствовал, что его гнетет сознание, будто он одновременно как бы находится сразу в нескольких разных местах.

– Я вполне понимаю, что она – ваша. Только, видите ли, она не моя.

Деншер отчего-то чувствовал, что из порядочности он может так рискнуть, будучи морально уверен в том, что миссис Стрингем никогда не повторит это никому, тем более миссис Лоудер, которая обнаружит в его словах тревожащий подтекст. Именно это отчасти так нравилось ему в нашей милой даме: она ничего никому не повторяла, а кроме того, деликатно давала ему понять, что со всем смирением желает, чтобы он об этом знал. Это уже само по себе было намеком на возможность установления меж ними отношений, полезных для него и вполне гибких, какие не потребуют, чтобы он заходил дальше видимых ему пределов. И все же, даже когда он вновь осознал это, он почувствовал, как все происходящее с ним странно. Ведь хотела она – то есть теперь уже Сюзан Шеперд – того же, чего хотела от него Кейт, только ей хотелось этого, как все более выяснялось, совсем по-другому и совсем по другим мотивам, хотя едва ли менее глубоким и тайным. Да и миссис Лоудер желала, в результате странной эволюции ее доброго расположения духа, того же, чего хотела каждая из других двоих, а он оказался между всеми ними, в самой середине. Такие желания порождают основательные поводы – к примеру, повод задуматься, а не лучше ли согласиться побыть ослом, которого требует сложившаяся обстановка? Пытаться не быть им и оставаться в этой обстановке, из двух возможностей – позиция самая ослиная. Деншера радовало, что нет рядом свидетеля-мужчины: вокруг него царило женское засилье, и ему не хотелось, чтобы его видел какой-нибудь мужчина. Лишь на один миг пришло ему в голову яркое воспоминание о сэре Люке Стретте, великом мастере хирургического ножа, об отношениях Милли с которым рассказывала ему в Лондоне Кейт и возобновленное на таком расстоянии вмешательство которого, о чем Деншеру только что сообщили, требовало некоторых объяснений. У него существовало представление о лондонских хирургах – если тот и правда был хирургом – как о людях, всесторонне острых: так что ему вряд ли удастся избежать иронического внимания представителя собственного пола. Самое лучшее, что он мог бы сделать, – это не обращать внимания: пока он будет на это способен, он сможет во всем разобраться. Этот ход рассуждений обратил его мысленный взор на лорда Марка. Лорд Марк дважды поймал его «на месте преступления» – на самом, так сказать, факте его нелепой позиции, и он станет вторым мужчиной-свидетелем. Но не обращать внимания на лорда Марка будет сравнительно легко.

Перед этим его собеседница подхватила его замечание о том, что Милли – «не его принцесса», и к тому же тоном, подчеркивавшим ее осмотрительность.

– Конечно нет. Вам сначала нужно что-то сделать.

Деншер немного подумал.

– Пожалуй, это ей следовало бы что-то сделать, не так ли?

Его слова подействовали на Сюзан гораздо сильнее, чем он ожидал, заставив ее приостановиться.

– Понимаю. Несомненно, если так к этому отнестись… – Ее веселость на время померкла, и Сюзан стала оглядывать зал, избегая взгляда Деншера, словно не зная, что бы такое должна была сделать Милли. – И все-таки она же всегда хочет быть добросердечной.

Он тотчас почувствовал себя скотиной.

– Конечно! Она всегда просто очаровательна. Она обращается со мной так, словно я – значительная персона. Назовите ее моей гостеприимной хозяйкой, и я совершенно соглашусь с вами. У меня никогда не было такой неизменно гостеприимной хозяйки, и я не представлял себе, что это такое. Но, разумеется, – добавил он в том духе, который соответствовал настроению Сюзи, – я вполне понимаю, что здесь идет поистине придворная жизнь.