Генри Джеймс - Крылья голубки

Это наконец сломило миссис Лоудер. Она мгновение помолчала, а затем выдала себя, рассмеявшись:

– Да, конечно же, он хорош сам по себе!

– Вот тут я полностью согласна, – более сдержанно откликнулась Сюзи; и обсуждаемая тема, то есть каков Мертон Деншер «сам по себе», несколько непоследовательно завершила это их первое совещание.

Теперь они, по крайней мере, чувствовали, что ситуация для них сильно изменилась после информации, полученной от великого доктора, который, как они о нем знали, следит, выжидает, изучает или, во всяком случае, планирует для себя такой процесс, прежде чем придти к определенному выводу. Миссис Стрингем осознала, что он размышляет над проблемой в том же духе, как она отметила, в каком размышляла она сама по тому же поводу перед уходом из дома на Ланкастер-Гейт. Она следовала по стопам его размышлений. Если то, о чем они говорили, могло произойти – то есть если бы мысли Милли можно было отвлечь от нее самой, – это не причинило бы никакого вреда и, возможно, принесло бы весьма заметную пользу. Если же этого не произойдет, если, с тревогою, но деликатно действуя совместными усилиями, они сами не смогут внести в благое дело свою лепту, – что ж, положение не станет от этого хуже, чем было. Зато, в этом последнем случае, у девочки будет свободный выбор – как провести лето, как провести осень; она – Сюзи – сделает для нее все, что в ее силах, чтобы выполнять предписанное врачом, и, вернувшись в конце концов к своему знаменитому другу, Милли сможет не только больше ему показать, но и найти его более готовым продолжать ее лечение. Далее Сюзан Шеперд могла видеть, что, помимо того, у нее появляется почва для второго сообщения ее старой подруге, то есть что Милли вносит и свою лепту в их общее дело, поскольку прямо и откровенно упомянула о намерении пойти попрощаться с сэром Люком и поблагодарить его. Она даже точно определила, за что хочет его поблагодарить: за то, что он так легко и просто отнесся к ее поведению.

– Знаете, я даже не предполагала, что не получу от него строгую записку с выговором за свой непозволительный поступок.

Вот что откровенно сказала ей Милли, и это заставило ее опрометчиво поспешить с ответом:

– О, он никогда в жизни не пришлет вам такую записку!

Сюзи почувствовала свою опрометчивость сразу же, услышав вопрос юной приятельницы:

– Почему же нет? Как любому, кто сыграл бы с ним подобную штуку.

– Ну, потому, что он не считает это «штукой». Он смог понять ваш поступок. Все хорошо, вы же видите.

– Да, я вижу. Все хорошо. Он проще ко мне относится, чем к кому-то другому, потому что так проще от меня отделаться. Он просто делает вид, а я не стою того, чтобы меня отчитывать.

В отчаянии оттого, что спровоцировала столь опасную вспышку, бедная Сюзи ухватилась за единственное свое преимущество:

– Вы всерьез вините такого человека, как сэр Люк Стретт, в том, что он несерьезно к вам отнесся?

При всем желании Сюзи не могла не видеть, с каким выражением взглянула на нее ее юная собеседница: это было странное, полуизумленное понимание сказанного ею.

– Ну, в той мере, в какой глубокую жалость можно счесть несерьезным отношением.

– Он вовсе не испытывает к вам жалости, – принялась горячо урезонивать ее Сюзи. – Вы просто – просто, как всем другим, – очень ему понравились.

– Тогда – это не входит в его профессиональные обязанности. Он – не то же самое, что другие. Нельзя, чтобы я ему нравилась.

– Почему же нельзя, если он желает работать для вас?

Тут Милли снова одарила ее взглядом – на этот раз с чудесной улыбкой:

– Ах, вот вы и попались! – Миссис Стрингем залилась краской, потому что она действительно снова попалась; но Милли сразу же выпустила ее на волю. – Только работайте для меня – что бы ни случилось, работайте для меня! Это именно то, чего я хочу. – С этими словами она, как обычно, обняла подругу. – С ним я не собираюсь быть такой гадкой!

– Очень надеюсь, что нет! – Миссис Стрингем рассмеялась, за что получила поцелуй. – Впрочем, я не сомневаюсь, что от вас он и это спокойно примет! Это вы – не то же самое, что другие.

Милли минуту спустя согласилась с этим, что дало ей право на последнее слово.

– Да, настолько, что люди способны принять от меня все, что угодно!

И то, что миссис Стрингем после этого оказалась способна безропотно принять, было полное отсутствие сообщений о нанесенном Милли визите к врачу. Это фактически положило начало их странной независимости друг от друга – независимости их действий и манеры поведения в том, что касалось будущего Милли. Каждая из них пошла своим собственным путем, с активного согласия младшей из подруг, поскольку это было не чем иным, как исполнением желания, которое она так замечательно выразила в своей просьбе после первой встречи миссис Стрингем с сэром Люком. Она всей душой одобрила ту идею, что Сюзи необходимо еще не раз встретиться с доктором – наедине, целенаправленно, лично – в любой возможной форме; она одобрила все идеи, но более всего ту, что сама должна продолжать вести себя так, будто ничего не произошло. Раз они будут для нее работать, ее манера поведения будет именно такой, и, хотя ее компаньонка ничего от нее самой об этом не узнала, именно таким было ее поведение с консультирующим ее врачом. Милли построила свой визит к нему на самом простом основании: она пришла просто сказать ему, как она тронута его добрым расположением к ней. Это почти не потребовало объяснений, ибо – как уже говорила ей миссис Стрингем – он понял и мог лишь ответить, что все хорошо.