Эдвард Бульвер-Литтон - Семейство Какстон

В одном из необдуманных движений, свойственных благородным натурам, (которые кнесчастью слишком часто заставляют нас забывать о правилах спасительного благоразумия), Роланд имел неосторожность жениться на девушке, о происхождении и семейных связях которой он не знал ничего, а из свойств её он знал только теплую, быструю впечатлительность. Через несколько дней после этой странной сватьбы, Роланд отправился вслед за английской армией, и ему удалось воротиться в Италию не ранее, как после Ватерлоо.

Лишившись одного члена, с следами многих, благородных, только-что заживших ран, Роланд спешил к домашнему очагу, воспоминания о котором услаждали его страдания, и теперь заняли место прежних мечтаний о славе. В его отсутствие у него родился сын, сын, которого он хотел воспитать на то, чтобы он со временем занял его собственное место на службе отечеству, и которому предстояло на поле будущих сражений продолжать поприще, не осуществившее романа его собственного, древне-рыцарского честолюбия. Как-скоро до него дошло это известие, первой его заботой было приискать ребенку няньку-Англичанку, что-бы с первыми нежными словами матери дитя могло слышать также и родные звуки отца. Родственница Болта, поселившаяся в Испании, согласилась взять на себя эту обязанность. Как ни естественно было такое распоряжение со стороны истого Англичанина, оно не понравилось его пылкой и страстной Рамуне. Ревность матери, развивающаяся сильнее в людях менее-образованных, и гордость, свойственная её соотечественникам без различия звании и состояний, страдали в ней при виде Англичанки у колыбели ребенка.

Что Роланду, когда он возвратился под испанский кров свой, предстояло быть обманутым в предположениях об ожидавшем его счастьи, это было естественным последствием такого брака, потому-что Роланд, не смотря на видимую сухость солдата, обладал утонченной, может-быть отчасти и лишней, чувствительностью, свойственной характерам по преимуществу поэтическим. Когда прошло первое очарование любви, оказалось, что мало могло быть общего между его возвышенным умом и женщиной, отличавшейся от него совершенным отсутствием всякого воспитания и резко-выдававшимися национальными воззрениями и привычками, однако разочарование вероятно было глубже того, какое обыкновенно сопровождает такие браки, потому-что, вместо того, чтобы увезти жену в свою старую башню, (переселение, которому вероятно она стала-бы сопротивляться до последней крайности), он скоро после своего возвращения в Испанию, не смотря на свое увечье, принял военный пост, предложенный ему королем Фердинандом. Рыцарские правила и незыблемая преданность Роланда законным государям, помимо всяких рассуждений, привязали его к службе престола, восстановленного английским оружием.

Пылкий дядя воротился к своим пенатам не переставая жить надеждами. Его сын был уж не ребенок и след., естественно должен был перейдти на его попечение. Восхитительное занятие! – При этой мысли, его семейный кров опять улыбался ему.

Теперь взгляните на самое пагубное обстоятельство этого союза.

Отец Ракуны происходил от того странного таинственного племени, которое в Испании отличается столькими особенными чертами от племен одного с ним происхождения, населяющих более-образованные государства. Гитано, или испанский цыган, – не только бродяга, встречающийся в наших селениях и около городов: удерживая отчасти многие начала, не совместные ни с какими законами, и склонность к хищничеству, он часто переселяется в города, где пускается в разного рода промыслы, и нередко богатеет. Богатый Гитано женился на Испанке: жена Роланда была плод этого союза. Гитано умер, когда Рамуна была еще очень-молода, и влияние её родственников с отцовской стороны не отозвалось на её молодости. Но хоть её мать сохранила свою религию и воспитала Рамуну в тои же вере, убегая безбожного суеверия Гитанов, и по смерти мужа совершенно отделилась от его племени, но её сношения с её собственными родственниками и соотечественниками то же прекратились. Между-тем как она старалась возобновить их, её состояние, которое одно еще могло-бы позволить ей рассчитывать на успех такого предприятия, рушилось, так что она осталась совершенно-одна, и, в отсутствие Роланда, не могла найти никого, чтоб оживить одиночество Рамуны. Но покуда дядя еще находился на службе Фердинанда, вдова умерла, и тогда Рамуну окружили одни родственники её отца. Они не пытались отыскивать своих родственных прав, покуда её мать была жива, но теперь они. Делали это из привязанности и ласки к её сыну. Такой поступок их разом открыл им дом и сердце Рамуны. Нянька-Англичанка, (которая, не смотря на все то, от чего этот дом был невыносим для нее, из одной сильной любви к вверенному ей ребенку до конца исполняла свою обязанность), умерла несколько недель после матери Рамуны, и тогда уж ничто не могло противиться влиянию тех вредных деятелей, которым подвергался наследник честного, старого дома Какстонов. Но Роланд возвратился в свой дом в расположении быть довольным всем. Он весело прижал жену к груди, мысленно упрекал себя в том, что выносил слишком-мало, а требовал слишком многого, и обещался теперь быть умнее. Он был в восхищеньи от красоты, ума и гордой осанки мальчика, который играл его темляком, и убежал с его пистолетами как-бы с добычей.