Эжен Лабом - От триумфа до разгрома. Русская кампания 1812-го года

Несмотря на то, что было два моста – один для повозок, а другой для пехотинцев, толпа была так велика, а спуск так опасен, что люди, дошедшие до самой кромки воды, столпились в кучу и полностью заблокировали проход. Около восьми часов утра мост для повозок и кавалерии сломался, обоз и артиллерия направились к другому мосту и попытались захватить проход. Между пехотинцами и кавалерией тотчас началась страшная драка. Многие погибли от руки своих товарищей, но еще больше было затоптанных – и людей и лошадей, так что, для того, чтобы подойти к мосту, надо было идти просто по трупам. Многие из тех, кто был поглощен этими ужасными кучами, были еще живы, и, борясь со смертью, хватались за проходящих, но их отталкивали и беззастенчиво топтали ногами. Во время этой борьбы, все новые толпы надвигались на них как яростные волны, и число погибших постоянно росло.

Дивизия Партуно, шедшая в арьергарде, оставила специальную команду, которой было приказано сжечь мосты. Однако, два часа спустя, эта команда обнаружила, что арьергарда уже нет. Несомненно, Партуно поспешил продолжать отступление, однако теперь полностью доказано, что генерала Партуно несправедливо обвинили в том, что он якобы бросил своих солдат, поскольку в тот день он получил три или четыре различных приказа, что затруднило его действия и поставило в крайне сложное положение. Как бы там ни было, его команда сбилась с пути и прошла более трех лье в неверном направлении. Во мраке исключительно морозной ночи, солдаты заметили вражеские костры и, ошибочно приняв их за наши, побежали к ним. Но увидев себя в самой гуще врагов, приняли решение сдаться.

Русские войска оставили Борисов и воссоединились, а в тот же день (28-го ноября) около восьми часов утра, герцог Реджио был атакован на правом берегу. Спустя полчаса после этого точно так же герцог Беллунский был атакован на левом. Все солдаты, до сих пор блуждавшие без дела, стали в строй. Сражение было упорным и одержать победу герцог Реджио сумел только ценой собственной крови. Он был ранен в самом начале битвы и был вынужден покинуть поле боя. Командование взял на себя герцог Эльхингенский.

Несмотря на доблесть наших солдат и старания их командиров, объединенная русская армия сильно теснила 9-й корпус, составлявший наш арьергард. Мы уже слышали рев пушек, и звук этот леденил нашу кровь. Он постепенно приближался, и вскоре на соседних холмах мы увидели огонь неприятельских батарей. И мы уже не сомневались в том, что место, где сейчас находились тысячи безоружных людей, больных и раненых, женщин и детей, вскоре станет местом сражения.

После того, как Герцог Эльхингенский собрал и перестроил свои войска, бой разгорелся с новой силой. Большого успеха добилась кирасирская дивизия генерала Дюмерка, и в то же время легион Висла в лесу атаковал центр противника. Эти отважные кирасиры, хотя и ослабленные усталостью всякого рода лишениями, проявили чудеса храбрости. Проломив каре противника, они захватили несколько пушек и три или четыре тысячи пленных, но мы не могли себе позволить сохранить их, ибо в нашей жестокой ситуации мы дрались не ради победы, а ради своей жизни и чести нашего оружия.

В пылу сражения множество ядер пролетело над жалкой толпой, и люди с удвоенной силой атаковали мост. Несколько гранат взорвалось в самой гуще толпы. Тут всеми овладела паника. Казалось, что женщины и дети сумели преодолеть столько опасностей только для того, чтобы принять тут еще более мучительную смерть. Мы видели как они выскакивали из фургонов, бросались на колени перед первыми попавшимися солдатами и со слезами умоляли помочь им перебраться на тот берег. Больные и раненые, сидя на стволах деревьев, или опираясь на костылях, оглядывались в поисках кого-нибудь из друзей, чтобы кто-нибудь из них помог им. Но их никто не слышал, никто не желал уделить даже крупинку времени своему товарищу, каждый был занят собственным спасением.

Младший инспектор смотров г-н де Лабарьер был довольно пожилым и весьма любезным по характеру человеком. Из-за преклонного возраста и слабости он уже давно не мог идти и, как и многие другие, лежал на санях. Совершенно случайно он заметил одного из своих знакомых офицеров и, хотя едва мог стоять, подбежал к нему, бросился в его объятия и умолял о помощи. Офицер тот был тяжело ранен, но слишком благороден, чтобы отказать, он пообещал ему, что не оставит его. Друзья обнялись и медленно пошли к мосту, согреваемые мыслью, что, по крайней мере, им будет позволено умереть вместе. Они вошли в толпу и больше я их не видел.