Ивлин Во - Возвращение в Брайдсхед

– Да, – сказала она почти совсем обычным голосом, – Брайди, конечно, мастер преподносить сюрпризы.

Я вернулся с нею в дом и поднялся в ее комнату; она села перед зеркалом.

– Не так скверно, учитывая, что я только что закатила истерику, – сказала она. Глаза ее неестественно блестели и казались огромными, лицо было очень бледным, и только на скулах, где в юности она накладывала румяна, рдели два ярких пятна. – Обычно у истеричек вид как во время сильного насморка. А тебе надо переменить рубашку, перед тем как идти вниз, эта вся проплаканная и в губной помаде.

– А мы пойдем вниз?

– Обязательно. Не можем же мы оставить бедного Брайди одного в вечер его помолвки.

Когда я к ней возвратился, она сказала:

– Извини меня за эту ужасную сцену, Чарльз. Я не могу тебе объяснить, что со мной было.

Брайдсхед оказался в библиотеке. Он курил сигару и мирно читал детективный роман.

– Хорошо в саду? – спросил он. – Если б я знал, что вы собираетесь погулять, я бы тоже пошел.

– Довольно холодно.

– Я надеюсь, что не причиняю особых затруднений тем, что выживаю отсюда Рекса. Понимаете, на Бартон-стрит нам будет слишком тесно с тремя детьми. К тому же Берил любит жить за городом. Папа в своем письме предлагает теперь же перевести все имение на мое имя.

Мне вспомнилось, как Рекс говорил мне в день моего первого приезда в Брайдсхед в качестве гостя Джулии:

– Меня такое положение вполне устраивает. – Это были едва ли не первые его слова при встрече. – Старый маркиз держит дом, Брайди – местный лорд-феодал, а живу я, и мне это ни гроша не стоит. Оплачиваю только продовольствие и домашних слуг. Можно бы удобнее, да некуда, а?

– Вероятно, ему будет жаль отсюда перебираться, – сказал я.

– Не беспокойся, он найдет что-нибудь другое на таких же выгодных условиях, – возразила Джулия.

– У Берил есть кое-какая мебель, которой она дорожит. Не совсем уверен, что она подойдет сюда. Знаете, всякие там дубовые комоды, стулья с прямыми спинками, все в таком роде. Я думаю, она сможет поставить ее в бывшей маминой комнате.

– Да, пожалуй, это самое подходящее место.

И брат с сестрой просидели до ночи, обсуждая предстоящее переустройство дома. «Час назад, – думал я, – в темном углу среди буксовых кустов она горестно оплакивала, надрываясь, смерть своего бога, а теперь толкует о том, какую комнату лучше отвести детям Берил, старую курительную или бывшую классную». Это было выше моего разумения.

– Джулия, – сказал я позже, когда Брайдсхед ушел к себе, – ты видела когда-нибудь картину Холмена Ханта под названием «Пробужденная совесть»?

– Нет.

Несколько дней назад я наткнулся в библиотеке на «Прерафаэлитов» Рескина; я сходил за ними и прочел ей, что там говорится об этой картине. Она весело смеялась.

– Ты совершенно прав. Именно это я и чувствовала.

– Но я не могу поверить, родная, что такой поток слез был вызван несколькими бестактными словами Брайди. Ты, наверно, думала об этом и раньше?

– Почти никогда; редко-редко; в последнее время чаще, в ожидании трубы архангела.

– Разумеется, у психологов есть этому объяснение: формирующие впечатления детства, комплекс вины из-за чепухи, которую тебе вбивали в голову. В глубине души ты ведь понимаешь, что это чепуха, верно?

– Если бы это было так!

– Когда-то Себастьян сказал мне почти то же самое.

– Себастьян возвратился в лоно церкви, ты знаешь? Конечно, он никогда так решительно не порывал с нею, как я. Я зашла слишком далеко, для меня пути назад нет. Это я понимаю, если, ты это имел в виду, когда говорил о чепухе. Единственное, на что мне осталось надеяться, – это что мне удастся привести свою жизнь в относительный земной порядок, покуда весь земной порядок не прекратился. Поэтому я хочу выйти за тебя замуж. Хочу родить ребенка. Это я еще могу… Пойдем снова выйдем. Луна, наверно, уже взошла.

Полная луна сияла высоко в небе. Мы обошли вокруг дома. Под липами Джулия задержалась, обломила цветущую ветку, прошлогодний побег, которыми топорщились остриженные низкие кроны, и на ходу ободрала ее до хлыстика, какие делают из липовых побегов дети; но движения ее были нервными, недетскими; она оборвала цветы, листья, сминая их пальцами; царапая ногтями, начала счищать кору.

И вот мы опять стояли у фонтана.

– Как в классической комедии, – сказал я. – Декорации – барочный фонтан в саду знатного вельможи; акт первый – на закате, акт второй – в сумерки, акт третий – при луне. Действующие лица каждый раз сходятся у фонтана безо всякой к тому причины.