Юзеф Крашевский - Король в Несвиже (сборник)

– Наиясенейший пане, – добавил воевода, – одних преступников тридцать, а что до других, количества не знаю, пане… наияснейший… коханку…

Его язык немного заплетался.

Кофе сопровождал концерт, а короля развлекали пани; он смеялся и говорил им комплименты, но, смотря на него издалека, легко было понять, что он был жестоко замученным.

Оставалось ещё два дня тех мученических забав, которые он должен был претерпеть с той самой улыбкой, какую сюда привёз. Концепции князя-воеводы уже начинало не хватать; впрочем, после Гибралтара, в который он вложил наибольшие усилия, не чувствовал себя уже обязанным бороться за из ряда вон выходящие вещи.

После кофе сострадательный Комажевский, по причине милосердия, пришёл вполголоса объявить, что экспедиция ожидала конца. Мог он, поэтому, встать и пойти в свои покои. Едва закрылись двери, когда, повернувшись к генералу, он со вздохом сказал:

– Комажес! Скажи, что меня ещё ждёт? Я забыл…

– Несколько десятков медведей, pour la bonne bouche [20], – сказал, смеясь Комажевский. – Насколько я знаю и можно предвидеть, звери жестокие и охота будет драматичной.

Король грустно рассмеялся.

– A la guerre comme a la guerre [21], – проговорил он, – верь мне, что медведи иногда менее ужасные, нежели глупые люди.

– Несомненно, – шепнул генерал, – с медведем копьём и корделасом всегда можно справится, а с людьми…

Не прошло двух часов, когда уже лошади и кареты для охотников стояли у крыльца.

Под окном Филиппа смело закашлял Шерейко.

Русин это слышал, а выглянуть не смел, но навязчивость литвина в конце концов притянула его к окну. Он отворил его и выглянул.

– А что?

– Князь только что за столом объявил, что всех узников, даже преступников, отпускает, чего же ты сидишь! Бей и стучи в дверь, должны тебя выпустить.

Сказав это, он замолчал. Потом через мгновение, когда Филипп ещё раздумывал, смелый Шерейко бросился на верх. Но тут бодрствовала панна Моника.

– Что это? Панна не знает, что князь оглосил, что всех арестантов приказал выпустить, а Филипп до сих пор сидит! – крикнул он, подходя.

Панна подбоченилась, стоя напротив борца.

– А? Сидит! – ответила она. – И что?

– Следует его выпустить!

– Откуда? Из моей комнаты, в которую сам вошёл и в ней заболел. Ведь он никогда заключённым не был.

Шерейко был изумлён.

– Панна шутит со мной?

– Может, – ответила Моника, – потому что ты не должен вдаваться в то, что к тебе не относится. Смиренно кланяюсь.

И закрыла перед ним дверь.

В процессе всех приготовлений к приёму и во время пребывания короля все видели по князю, что он был неслыханно разгорячён. А что жажда его сжигала от утомления, он пил много вина и не выходил из этого состояния раздражения.

Командуя флотом под Гибралтаром, он иногда увлекался; теперь сама мысль охоты на медведей, которые были специально подобраны так, чтобы не на шутку с ними нужно было сразиться, так снова увлекала его, что ловчие и сопровождающий его двор и родственники, не могли его успокоить. Он приказал заострить себе корделас, пистолеты вложить в кобуру, лошадь, заложенную для охоты, оседлать, и дрожал от нетерпения.

Комажевский, Шыдловский, Юдицкий, полевой литовский стражник, у которых на сердце лежало, чтобы, если не король, то двор его порисовался отвагой, выбрались так же, вооружившись копьями, развлекаться, чтобы показать Радзивиллу, что ни один он имеет отвагу.

Староста Мелницкий, который с остроумием и великой осмотрительностью соединял бесстрашное мужество и хладнокровие, казавшийся насмехающимся над всякой опасностью, заранее улыбался.

– Я уже с медведями пробовал, – говорил он холодно Комажевскому, – неповоротливые звери, кабан гораздо страшнее их. Первого, что подойдёт, я вызову на танец! Будет у меня прыгать.

Комажевский нахмурился.

– Зачем выдумывать развлечения, сочетающиеся с опасностью! – бормотал он.

– Pardon , они как раз наивкуснейшие, – сказал Шыдловский, – это перчик, что им добавляет du piquant .

И смеялся.

Охоту собирались провести в поле за городом, на открытом месте, окружённом сетями и толпами людей. Медведи в клетках ожидали своей участи.

Для короля была поставлена беседка, устланная коврами, под балдахином с короной, в которой заняли места сопроводжающие его: князь каштелян троцкий, подканцлер литовский и генерал Комажевский; Сапега, генерал артиллерии, которого также сюда пригласили, отказался и вместе с Шыдловским и Юдицким стоялс корделасом и копьём под беседкой. Поблизости от неё другая, значительно больше, для дам и достойнейших особ, была уже переполнена.