George Orwell - Сочинения. 1984. Скотный двор. Воспоминания о войне в Испании. Иллюстрированное издание

Уинстон наклонился и осторожно почесал варикозную язву. Она снова начала зудеть. Как бы там ни было, ты всегда возвращался к тому, что невозможно было узнать, какой на самом деле была жизнь до революции. Он достал из ящика экземпляр учебника по истории для детей, который позаимствовал у миссис Парсонс, и начал переписывать отрывок в дневник:

«В старые времена, до славной революции, Лондон не был тем красивым городом, которым мы знаем его сегодня. Это было темное, грязное, жалкое место, где почти никому не хватало еды и где у сотен, а то и тысяч бедняков не было обуви на ногах, у них даже крыши над головой не было. Детям не старше вас приходилось работать по двенадцать часов в день на жестоких хозяев, которые пороли их плетками, если те работали слишком медленно, и кормили их только черствыми корками хлебы и водой.

И среди всей этой ужасной бедности было всего несколько больших роскошных домов, где жили богатые люди, у которых было по тридцать слуг, удовлетворявших все их прихоти. Этих богатых людей называли капиталистами. Это были толстые уродливые люди со злыми лицами, как изображено на картинке на следующей странице. Вы можете видеть, что капиталист одет в длинное черное пальто, которое звалось сюртуком, и странную лаковую шляпу в форме дымохода, которую называли цилиндром. Это была униформа капиталистов, и больше никому не разрешалось ее носить. Капиталисты владели всем в мире, а все остальные были их рабами. Им принадлежали вся земля, все дома, все фабрики и все деньги мира. Если кто-то их не слушался, они могли бросить их в тюрьму, лишить работы и заморить голодом. Когда любой обычный человек говорил с капиталистом, он должен был съежиться и поклониться ему, снять фуражку и обращаться к нему «сэр». Главного капиталиста называли королем, и…»

О чем говорилось в учебнике дальше, он знал. Там были упоминания о епископах в балахонах с батистовыми рукавами, о судьях в горностаевых накидках, о позорном столбе, биржах ценных бумаг, однообразном механическом труде, плетях для наказаний, расточительных приемах у лорда-мэра города и привычке падать в ноги главе церкви и целовать ему ботинки. Также существовало так называемое правило jus primae noctis, о котором, вероятно, не упоминалось бы в учебниках для детей. Это был закон, по которому каждый капиталист имел право спать с любой женщиной, работающей на одной из его фабрик.

И вот как определить, насколько эти утверждения лживы? Может, это правда, что средний человек сейчас живет лучше, чем до революции. Единственным свидетельством обратного был безмолвный протест в его собственном теле, инстинктивное ощущение, что условия, в которых он живет, невыносимы и что когда-то все было совсем по-другому. Ему пришло в голову, что настоящей характерной чертой современной жизни была даже не столько ее жестокость и чувство полной незащищенности, сколько ее пустота, тусклость и вялость. Окружающая жизнь не имела ничего общего с той ложью, которая вливалась вам в уши с телеэкранов, и жизнь эта была максимально далека от тех идеалов, которые пропагандировала Партия. Даже для члена Партии большая часть жизни проходит однообразно и не имеет никакого отношения к политической деятельности: ему приходится протирать штаны на скучной работе, бороться за место в метро, штопать рваный носок, выпрашивать таблетку сахарина, сохранять недокуренный окурок на потом. Идеал, созданный Партией, представлял собой нечто огромное, ужасное и сверкающее – мир стали и бетона, чудовищных машин и ужасающего оружия, нация воинов и фанатиков, которые маршируют вперед в совершенном мысленном единстве и выкрикивают одни и те же лозунги, работают без отдыха, сражаются, побеждают, преследуют, триста миллионов человек с одинаковым выражением лица. Реальность же представляла собой разваливающиеся грязные города, в которых недокормленные люди ходили в рваных ботинках и жили в залатанных домах девятнадцатого века, где всегда воняло вареной капустой и грязными уборными. Перед его глазами возникла картина Лондона, огромного, разрушенного и заваленного мусором, а ко всему этому прибавился образ миссис Парсонс, женщины с морщинистым лицом и тонкими волосами, которая беспомощно возится с забитой канализацией.

Он наклонился и снова почесал лодыжку. Круглосуточно телеэкраны забивали вам голову статистикой, показывающей, что у людей сегодня больше еды, больше одежды, лучшие дома, лучший отдых, что они живут дольше, работают меньше, здоровее, сильнее, счастливее, умнее и образованнее, чем люди пятьдесят лет назад. Ни одно слово из этого нельзя было ни доказать, ни опровергнуть. Партия утверждала, например, что сегодня сорок процентов взрослых пролов грамотны. До революции, говорили, их было только пятнадцать процентов. Партия утверждала, что уровень младенческой смертности сейчас составляет всего 160 на тысячу, тогда как до революции он был 300. И так далее. Это было похоже на уравнение с двумя неизвестными. Вполне возможно, что буквально каждое слово в учебниках истории, даже то, что принимается на веру без всяких вопросов, было чистой воды фантазией. Возможно, никогда и не существовало такого закона, как jus primae noctis, или такого существа, как капиталист, или такого головного убора, как цилиндр.