Гастон Леру - Призрак оперы

Голос комиссара стал громче. Он интересовался осветительной системой, и режиссер давал ему объяснения. Должно быть, комиссар находился в зале для «органа» или в прилегающих к нему помещениях. Читатель может подумать, что, раз речь идет об оперном театре, «орган» означает музыкальный инструмент, однако в данном случае это совсем не так.

В те времена электричество использовали только для некоторых, очень немногих, сценических эффектов и для звонков; громадное здание и сама сцена освещались газом, тем же газом освещали декорации, это делалось при помощи специального агрегата, имевшего множество трубок, и по этой причине его назвали «органом».

Рядом с суфлерской будкой находилась ниша, предназначенная для главного осветителя, который оттуда давал команды своим подчиненным и следил за их выполнением. Во время всех представлений в этой нише сидел Моклер.

Однако теперь Моклера в нише не было, его помощники также отсутствовали.

– Моклер! Моклер!

Крик режиссера раскатывался в подвалах подобно звуку барабана, но Моклер не отвечал.

Мы уже говорили, что одна дверь выходила на маленькую лестницу, которая поднималась со второго подвального этажа. Комиссар толкнул ее, но она не поддалась.

– Глядите-ка! Я не могу ее открыть, господин режиссер. Она всегда открывается так туго?

Режиссер, сильно надавив плечом, открыл дверь и тут же испуганно вскрикнул, увидев, что ее держало:

– Моклер!

Вслед за комиссаром подбежали остальные, участвовавшие в обходе театра.

– Несчастный! Он мертв! – простонал режиссер.

Комиссар Мифруа, который никогда и ничему не удивлялся, уже спокойно наклонился над массивным неподвижным телом.

– Нет, – буркнул он. – Он мертвецки пьян! А это совершенно разные вещи.

– Такое с ним в первый раз, – заявил озадаченный режиссер.

– Тогда ему дали наркотик.

Мифруа поднялся, сошел вниз по ступеням и крикнул:

– Смотрите!

При свете красного осветительного фонаря они увидели под лестницей еще два тела. Режиссер узнал помощников Моклера. Мифруа ощупал их.

– Спят, – констатировал он. – Странно, очень странно. Нет никаких сомнений, что в осветительной кто-то побывал, и этот «кто-то» был сообщником похитителя. Однако что за глупая идея похищать артистку прямо со сцены. Или я ничего в этом не смыслю, или в этом нет никакой логики… Пусть пошлют за театральным доктором!.. Странное, очень странное дело, – еще раз повторил Мифруа.

Потом повернулся в сторону комнаты и обратился к собеседникам, которых ни Раулю, ни Персу не было видно.

– Что вы на это скажете, господа? – спросил он. – Ведь только вы можете как-то объяснить это. Должна же у вас быть хоть какая-то догадка.

И тут Рауль и Перс увидели появившиеся над лестничной площадкой перепуганные лица обоих директоров и услышали взволнованный голос Моншармена:

– Здесь, господин комиссар, происходят странные вещи, которые мы объяснить не в силах.

– Спасибо за справку, господа, – насмешливо сказал Мифруа.

А режиссер, поглаживая ладонью подбородок, что свидетельствовало о глубоком размышлении, добавил:

– Уже не в первый раз Моклер засыпает в театре. Однажды вечером я застал его храпящим рядом со своей табакеркой.

– Как давно это было? – поинтересовался Мифруа, тщательно протирая стекла очков, ибо комиссар был близорук, что нередко случается с очень проницательными людьми.

– Совсем недавно… Постойте-ка! Это было в тот вечер… Честное слово, это было в тот вечер, когда Карлотта – ну вы знаете, господин комиссар, – издала свое знаменитое кваканье!

– Действительно в тот самый вечер? – Мифруа водрузил на нос очки, внимательно посмотрел на режиссера, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Потом небрежным голосом спросил: – Моклер нюхает табак?

– Да вот, кстати, его табакерка! Он заядлый нюхальщик.

– Я тоже, – кивнул комиссар и сунул табакерку себе в карман.

Машинисты унесли спящих глубоким сном осветителей. Комиссар со своей свитой поднялся следом за ними. Через некоторое время их шаги гулко застучали по сцене, и все стихло.

Когда они остались одни, Перс дал знак Раулю подниматься. Тот подчинился, но забыл приподнять согнутую в локте руку до уровня лица, на изготовку к стрельбе, и Перс шепотом сделал Раулю замечание, добавив, что опускать руку не следует ни в коем случае.

– Но ведь от этого устает рука, – возразил Рауль. – Как же я смогу выстрелить метко?

– Тогда возьмите пистолет в левую руку, – посоветовал Перс.