Гастон Леру - Призрак оперы

– Вы ничего не слышали? – И она застучала зубами от страха.

– Нет, – солгал, чтобы ее успокоить, Рауль. – Я ничего не слышал.

– Как это ужасно, – проговорила она, – дрожать от страха все время. Но здесь нам ничего не грозит, здесь мы у себя дома; да, да, здесь мой дом. Еще не вечер, еще светит солнце, а ночные птицы не любят солнца… Я никогда не видела его днем. Должно быть, это мерзкое зрелище, – пробормотала она, передернувшись от отвращения. – Когда я увидела его в первый раз, мне показалось, что он вот-вот умрет.

– Но почему? – быстро спросил Рауль, которому передался ее страх. – Отчего вам так показалось?

– Оттого, что я увидела его лицо! Он едва не умер от отчаяния, когда я увидела его уродство.

На этот раз Рауль и Кристина обернулись одновременно.

– Здесь кто-то есть… – проговорил Рауль. – Кто-то, кто очень страдает… Вы слышали?

– Я уже ничего не понимаю, – каким-то обреченным тоном ответила Кристина. – Даже когда его нет рядом, в ушах у меня звучат его вздохи. Но если вы что-то услышали…

Оба разом поднялись и огляделись вокруг. Они были одни на огромной свинцовой крыше, и это их несколько успокоило.

– Как вы встретились с ним в первый раз? – спросил Рауль.

– Впервые я услышала его три месяца назад и подумала, что певец, чей необыкновенно прекрасный голос неожиданно зазвучал рядом со мной, находится в соседней артистической. Я даже вышла, чтобы увидеть его, и только тут вспомнила, что моя уборная расположена отдельно от других – да вы ведь это знаете – и что за стеной никого быть не может. Но этот голос по-прежнему звучал. Он не только пел – он разговаривал со мной, отвечал на мои вопросы, это был голос человека, с той только особенностью, что он был красив, как голос ангела. Как могла я объяснить такое невероятное явление? Представьте, я никогда не переставала думать об «ангеле музыки», которого папа обещал прислать мне после смерти. Я, не стыдясь, рассказываю вам об этом, потому что вы знали моего отца и потому что он любил вас. Когда вы были ребенком, вы, так же как и я, верили в ангела музыки, и я надеюсь, что вы не будете смеяться надо мной. Ведь у меня, друг мой, такая же нежная и преданная душа, как у маленькой Лотты; и уж конечно, жизнь в обществе матушки Валериус не могла лишить меня ее. И вот я, по своей наивности, вручила свою душу этому «голосу», думая, что вручаю ее ангелу. Моя приемная мать, от которой я ничего не скрывала, тоже в чем-то виновата. Она сказала мне: «Это, должно быть, ангел, я в этом уверена, впрочем, ты можешь сама спросить его об этом». Я так и сделала, и этот неземной голос ответил мне, что он – на самом деле ангел, которого я жду и которого обещал прислать ко мне умирающий отец. С того момента мы с «голосом» подружились, и я абсолютно доверяла ему. Он сказал также, что спустился на землю, чтобы я насладилась высшей радостью вечного искусства, и попросил у меня позволения давать мне уроки музыки. Естественно, я с восторгом согласилась и не пропустила ни одного урока, которые он каждый день давал в моей артистической уборной, когда в этом уголке Оперы никого не бывает. Ах, что это были за уроки! Даже вы не можете себе представить, хотя тоже слышали тот голос.

– Да, разумеется, – подтвердил юноша. – А на чем он себе аккомпанировал?

– Я даже не знаю, но за стеной звучала какая-то невероятно чистая, неземная музыка. «Голос» будто знал, какой метод использовал отец во время наших занятий и в какой момент эти занятия прервала его смерть. Вот так я вспомнила – вернее, мой голос вспомнил – все пройденные с отцом уроки, и, пользуясь этими воспоминаниями наряду с новыми советами, за короткое время я достигла того, для чего обыкновенно требуются долгие годы. Судите сами, друг мой: ведь я довольно хрупкая, и голос мой вначале был совсем не разработан, особенно нижний регистр, верхние ноты звучали грубовато, а средние как-то смазывались. Именно с этими дефектами боролся мой отец и, кажется, в какой-то момент добился своего, а «голос» окончательно избавил меня от них. Понемногу диапазон моего голоса необыкновенно расширился, и я научилась контролировать дыхание. А самое главное – «голос» открыл мне секрет, как разрабатывать грудные звуки в сопрановом регистре. Наконец, все это он заключил в оболочку священного огня вдохновения и пробудил во мне какую-то высшую, неземную и всепоглощающую страсть, он вдохнул в мою душу гармонию, вознес ее до своих высот, и оба наши голоса стали звучать в унисон.