Гастон Леру - Призрак оперы

Несколько недель спустя я сама себя не узнавала, когда пела. Это стало меня пугать… Однажды мне стало страшно, что за всем этим стоит колдовство, но матушка Валериус успокоила меня. По ее словам, я слишком простая девушка, чтобы представлять интерес для демона.

Мои успехи оставались тайной, «голос» хотел, чтобы о них знали только трое: он сам, матушка Валериус и я. Странно, но за пределами своей артистической я пела как и прежде, и никто ни о чем не догадывался. Я делала все, что велел мне «голос», который говорил: «Подожди, придет день, и мы удивим весь Париж!» И я слушала его. Я жила как будто в каком-то сне или экстазе, в каком-то волшебном мире, где всем управлял «голос». Между тем однажды вечером я увидела вас в зале, Рауль, и не захотела скрыть свою радость, когда вернулась к себе в артистическую. К несчастью, «голос» был уже там и по моему виду понял, что произошло что-то особенное. Он спросил, и я откровенно рассказала ему о нашем знакомстве, не скрыв и того, какое место вы занимаете в моем сердце. После этого «голос» замолчал, я звала его, он не отвечал; я умоляла, но все было напрасно. Я испугалась, что он ушел навсегда. В тот вечер я вернулась домой в полном отчаянии и сказала матушке, что «голос» ушел и никогда больше не вернется. Она была потрясена не меньше меня и попросила объяснений. Когда я рассказала все, она заметила: «Черт побери! Значит, «голос» ревнует!» Тогда, друг мой, я в первый раз подумала, что люблю вас.

Кристина замолчала, положила голову на грудь Раулю, и несколько мгновений они оставались в объятиях друг друга и не увидели или скорее не почувствовали, как к ним приближается распластавшаяся тень с двумя большими черными крыльями. Ближе, ближе, кажется, еще немного, и она накроет их…

– На следующий день, – глубоко вздохнув, продолжала Кристина, – когда я вернулась в свою артистическую, «голос» был там. Ах, мой друг, как он был печален! Он сразу заявил, что если мое сердце будет принадлежать кому-нибудь здесь, на земле, ему останется только вернуться на небо. Он произнес это с такой, я бы сказала, человеческой болью, что с того дня я стала остерегаться и вскоре догадалась, что оказалась жертвой своего не в меру разгоряченного воображения. Но я все еще верила, что чудесное появление «голоса» связано с моим покойным отцом, и боялась только одного – что больше никогда его не услышу. С другой стороны, я стала размышлять над своими чувствами к вам и поняла всю их опасность. Правда, я даже не знала, помните ли вы меня. Что бы ни случилось, ваше положение в свете отвергало саму мысль о нашем законном браке. Я поклялась «голосу», что для меня вы всего лишь брат и никем другим никогда не станете, что сердце мое свободно от земной любви… Вот почему, мой друг, я отворачивалась, когда на сцене или в коридоре вы искали моего взгляда, вот почему я не узнавала вас. Все это время наши уроки проходили в каком-то неземном опьянении. Никогда прежде я не чувствовала до такой степени всю красоту звуков, и однажды «голос» сказал мне: «Теперь иди, Кристина Даэ, дай людям послушать немного небесной музыки».

Как получилось, что в тот торжественный вечер Карлотта не пришла в театр? Как получилось, что вместо нее вызвали меня? Я этого не знаю: я просто вышла на сцену и стала петь. Пела с необыкновенным подъемом. Я чувствовала в себе чудную легкость, как будто у меня выросли крылья; в какой-то момент мне даже почудилось, что моя пылающая душа покидает тело!

– О Кристина! – сказал Рауль, и в его глазах заблестели слезы при этом воспоминании. – В тот вечер мое сердце трепетало при каждом звуке вашего голоса. Я видел, как по вашим бледным щекам катились слезы, и я плакал вместе с вами. Но как вы могли петь и плакать одновременно?

– Я пела из последних сил, – отвечала Кристина, – а потом ничего больше не помню. Когда я открыла глаза, рядом со мной были вы. Но «голос» тоже был рядом, Рауль! Я испугалась за вас и снова сделала вид, что мы не знакомы, и стала смеяться, когда вы напомнили о том случае с шарфом. Но, увы, «голос» все понял! Он сразу узнал вас и начал ревновать. Два дня после этого он устраивал мне дикие сцены. «Вы его любите! – кричал он. – Если бы это было не так, вы бы его не избегали. Вы бы не боялись остаться с ним наедине. Вы бы не прогнали его!» Тогда я резко сказала: «Довольно! Завтра же я еду в Перрос на могилу отца и попрошу господина де Шаньи сопровождать меня». – «Это ваше дело, – ответил он. – Только знайте, что я тоже буду в Перросе, потому что я всегда с вами, Кристина, и, если вы достойны меня, если вы мне не солгали, ровно в полночь я вам сыграю на могиле вашего отца «Воскрешение Лазаря» на скрипке покойного».