Маргарет Этвуд: Мадам Оракул

Придется идти в город пешком, тащиться сквозь строй черных старух. Они будут показывать пальцами рожки, посылать вслед проклятия, велят детям кидать в меня камни. Что они видят, эти глаза, за враждебными окнами? Женщину-чудовище, огромную, затмевающую собой все – здесь уж во всяком случае… Она великанскими шагами спускается с холма; волосы дыбом, словно наэлектризованные; из пальцев бьют злые тысячевольтовые разряды; зеленые глаза, спрятанные за черными очками туристки или мафиози, полыхают кошачьим огнем… Берегитесь, тетки, подберите свои сосиски в черных чулках, не то долбану. Не спасут ни ваши обереги, ни молитвы вашим святым. Что они думают? Что по ночам я летаю ужасным москитом и пью кровь из больших пальцев их толстых ног? Как сделать, чтобы они меня полюбили? Обрядиться в черное, напялить черные чулки?

Может, мать назвала меня вовсе не в честь Джоан Кроуфорд? Может, это версия для прикрытия, а назвали меня в честь Жанны Д’Арк? Мать что, не знала, чем кончают такие женщины? Их обвиняют в ведовстве и привязывают к столбу, из них получаются великолепные факелы; звезда – это шар горящего газа. Но я же трусиха, я готова отказаться от победы, лишь бы не гореть на костре, я лучше возьму попкорн, сяду на трибуне и буду вместе со всеми наблюдать за происходящим. Когда начинаешь слышать голоса, твое дело плохо – особенно если ты им веришь. Жанна вспыхнула, как вулкан, как ракета, как рождественский пудинг, а англичане, глядя на это, вопили от радости. Пепел развеяли по реке; осталось одно сердце.

Я поднялась на холм, мимо черных старух, сидящих на ступенях, и, не замечая враждебных взглядов, пошла к почте. Полицейские или солдаты были на месте; массивная дама в окошечке тоже.

Говорить ничего не пришлось – она меня уже знала и молча протянула очередное коричневое послание от Сэма. Внутри, судя по всему, были вырезки из газет. Я резко надорвала конверт.

Действительно, статьи; но сверху лежало письмо из адвокатской конторы на хорошей плотной бумаге:

Уважаемая мисс Делакор,

Мой клиент, мистер Сэм Спински, просил меня переслать Вам нижеследующие документы. По его мнению, Вы можете помочь разрешить затруднительную ситуацию, в которой он оказался. Также мистер Спински потребовал, чтобы я ни в коем случае не раскрывал Ваше местонахождение вплоть до его дальнейших указаний.

Закорючка подписи; под письмом статья:

Забыв о конспирации, я опустилась на скамейку прямо рядом с полицейским. Какой ужас. Сэм и Марлена арестованы, их обвиняют в убийстве – моем убийстве, их по-настоящему посадили в тюрьму. В голове мелькнуло: как должна быть рада Марлена… с другой стороны, сидеть из-за меня, а не из-за какой-нибудь забастовки или демонстрации… это наверняка портит ей все удовольствие. И вообще – тюрьма есть тюрьма. Но они пока молчат, это ясно.

Все дело в том семействе на пляже: они видели, как я боролась с волнами и ушла под воду. А после прочитали в газете интервью с Марленой, где она утверждала, что мне бросили спасательный круг. Но никакого круга в лодке не оказалось вовсе; полиция допросила работника прокатной станции, и он подтвердил этот факт. А на носу парусника нашли мое платье, что сразу вызвало подозрения следствия. Глава семейства отдыхающих, мистер Морган, заявил, что, услышав крики (это невозможно, все происходило слишком далеко и при слишком сильном ветре), он посмотрел в нашу сторону – и как раз вовремя. Он увидел Сэма и Марлену, которые перевешивались за борт, якобы сразу после того, как меня столкнули. В газете поместили фотографию мистера Моргана. Мою тоже – ту, «предсмертную», где я улыбаюсь. У мистера Моргана был серьезный, ответственный вид; настал его звездный час, он наконец обрел значимость, сбылись его заветные мечты.

Бедняга Сэм. У него, наверное, уже вывернули карманы, отобрали шнурки, повертели пальцем в заднем проходе… Его обработали дезинфицирующим раствором, а потом старательно допрашивали два полицейских, добрый и злой. Добрый предлагал кофе и сигареты, злой давил на психику – а все из-за моей глупости и трусости. Надо было сидеть дома и смотреть правде в глаза. Несчастный добряк Сэм; при всех его радикальных теориях он и мухи не обидит.

Меня называли «ключевой фигурой» таинственного подрывного заговора. Судя по всему, отец Марлены заявил о пропаже динамита, Марлена сломалась, призналась в краже, однако предъявить похищенное не могла и сказала, что за взрывчатку отвечала я. Она также рассказала о подержанном автомобиле, но его никак не удавалось найти. Полиция считала, что «ячейке» Сэма пришлось меня ликвидировать, ибо я слишком много знала и угрожала их выдать. Артура взяли под арест, допрашивали, но потом отпустили. Было очевидно, что он ни при чем и ничего не знает.