Маргарет Этвуд - Мадам Оракул

За ее спиной раздался ядовитый смех – Фелиция!

– Здесь нет места нам обеим, – проговорила она, – поэтому одной придется умереть.

Сознание Шарлотты уже начинало меркнуть, когда кто-то внезапно отбросил Фелицию в сторону, словно груду старого, ненужного тряпья, и Шарлотта увидела над собой темные глаза Редмонда.

– Дорогая моя, – хрипло выдохнул он. Сильные руки подняли ее, теплые губы прижались к ее губам…

Вот так все должно быть – так всегда было, – но только почему-то уже не кажется правильным. Где-то я свернула не в ту сторону; что-то просмотрела, какое-то событие, знак. Придется это проиграть, отыскать подходящее место и воспроизвести всю сцену. Я подумала о садах Кардинала в Тиволи, с их сфинксами, фонтанами и многогрудыми богинями. Что ж, годится, там масса дорожек. Сегодня же туда поеду…

Да, но я забыла о неизвестном и машине с пустым бензобаком; нужно отложить книгу и сосредоточиться на побеге.

На этот раз я исчезну по-настоящему, без следа. Ни одна живая душа не будет знать, где я, – ни Сэм, ни даже Артур. Я стану полностью свободна; ни лоскутка прошлого, ни цепляющихся пальцев. После этого я смогу делать все, что захочу: держать бар, вернуться в Торонто и стать массажисткой… может, именно так и следует поступить? Или остаться в Италии и выйти замуж за торговца овощами: мы поселимся в маленьком каменном домике, я начну рожать детей и толстеть, мы станем есть горячую пищу и мазаться маслом, смеяться над смертью и жить настоящим, у меня будет узел на голове, усы и большой зеленый фартук с цветами. Быт, будни, церковь по воскресеньям, грубое красное вино, я стану теткой, бабушкой, все будут меня уважать.

Только все это отчего-то неубедительно. Почему любая моя фантазия непременно оборачивается ловушкой? Я вдруг ясно увидела, как прямо в фартуке и с узлом вылезаю в окно, не обращая внимания на крики детей и внуков. Что ж, надо смотреть правде в глаза: я человек искусства – искусства убегать от действительности. Да, иногда я пою о любви и преданности, но истинный роман моей жизни – роман Гудини, цепей и запертого сундука; кандалы и избавление от них. Разве меня когда-либо интересовало что-то другое?

Эта мысль меня совсем не огорчила. Напротив, мне было хоть и страшно, однако легко. Вот, значит, как на меня действует опасность?

Я, напевая, вымыла голову, будто собиралась на бал. Сошло довольно много коричневой краски, но меня это уже не занимало.

После, даже не вытерев ног, я вышла на балкон сушить волосы. Дул ветерок; далеко внизу, в долине, слышались выстрелы – должно быть, палили в птиц. Они здесь отстреливают практически все, что движется, запекают певчих птичек в пироги. Музыка, прожеванная жадными ртами. Глаза и уши тоже чувствуют голод, но не так явно. Отныне я буду танцевать только для себя самой, подумала я и прошептала: «Не позволите ли на тур вальса?»

Я приподнялась и начала кружиться, сначала неуверенно, робко. Воздух наполнился сиянием, все вокруг заискрилось. Я стала раскачивать поднятыми руками в такт нежной музыке – я хорошо ее помнила, я помнила все движения и жесты. До земли было высоко; голова слегка закружилась. Я закрыла глаза. За плечами выросли крылья, чья-то рука, осторожно скользнув, обвила мою талию…

Черт! Я впорхнула прямо в разбитое стекло – босиком, естественно. Вот вам и бабочка. Оставляя кровавый след, я захромала в комнату за полотенцем. Вымыла ноги в ванне; подошвы напоминали мясной фарш. Настоящие красные башмачки, ноги, наказанные за умение танцевать. Либо танцы, либо любовь хорошего человека. Но ты боялась танцевать из-за нелепого страха, что тебе отрежут ноги, чтобы ты больше этого не делала. Ты преодолела свой страх, танцевала – и лишилась ног. И хорошего человека тоже – он бросил тебя за любовь к танцам.

Но я выбрала любовь, мне был нужен хороший мужчина; кому не угодил мой выбор? Собственно, я и баядеркой-то не была. Медведь в цирке не танцует, так только кажется; он встает на задние лапы, чтобы его не кололи острыми стрелами. А у меня здесь даже пластыря нет… Я беспомощно сидела на краю ванны, слезы текли по щекам, из мелких порезов на ступнях сочилась кровь.

Я перешла в комнату и легла на кровать, положив ноги на подушку, чтобы остановить кровотечение. Как я теперь смогу убежать на своих изрезанных ногах?

Через пару часов я встала. С ногами все не так уж скверно, ходить можно. Я потренировалась, ковыляя по комнате. Каждый шаг отзывался несильным, но острым уколом. Русалочка снова в строю, подумала я. Точнее, Русалище.