Маргарет Этвуд - Мадам Оракул

Пять дней спустя мы шли по Хай-парку, отыскивая подходящее место. Была середина марта, одиннадцать часов вечера; на прудах все еще стоял лед, а под деревьями лежал снег; весна запаздывала. Королевский Дикобраз был в одной из своих шуб и шапке с опущенными ушами. Под шубой в картонной коробке он нес динамит с запалом и взрывателем. Королевский Дикобраз утверждал, что разузнал, как все делается. Я в это не верила, как не верила и в его мирные намерения.

– Учти, если ты собираешься взрывать людей, я против, – предупредила я.

– Я же сказал, что не собираюсь.

– Животных тоже. И дома, и деревья.

– Ты так ничего и не поняла, – нетерпеливо отмахнулся он. – Смысл не в том, чтобы взорвать что-то . Просто я хочу посмотреть, как взрывается динамит. Это искусство ради искусства.

– Не верю в искусство ради искусства, – сказала я.

– Тогда незачем было со мной идти, – ловко вывернулся он, но мне все равно казалось, что без меня Королевский Дикобраз может не сдержать обещание и взорвать что-то важное, вроде водохранилища или мемориала Гзовски у озера, о котором он походя упомянул.

Осмотрев несколько мест, Королевский Дикобраз остановился на открытой поляне у небольшого пруда, в стороне от дороги. Рядом вроде бы не было никаких построек, так что я одобрила выбор и, дрожа от страха, спряталась за ближайшими кустами. Королевский Дикобраз принялся возиться с динамитом, привинчивать взрыватель и разматывать шнур.

– А мы достаточно далеко отошли? – спросила я.

– Конечно, – заверил он. Однако заряд взорвался с весьма внушительным «БУМ-М-М!», и на нас посыпались земля и камешки.

– Ха! – вскричал Королевский Дикобраз. – Ты видела? Видела?

Я ничего не видела, поскольку не только зажмурилась, но и спрятала лицо в варежках.

– Здорово, – сказала я с деланым восторгом.

– «Здорово», – передразнил он. – И это все, что ты можешь сказать? Это неподражаемо, это лучший из моих арт-не-фактов! – Королевский Дикобраз затащил меня к себе под шубу и начал расстегивать пуговицы.

– Надо скорее уходить, – забормотала я. – Взрыв могли услышать, сейчас прибежит полиция, здесь же патруль!..

– Ну пожалуйста, – взмолился он, и я не смогла отказать: было видно, что ему это необходимо. В продолжение сейсмического секса под шубой мы напряженно ждали воя сирен, но так и не дождались.

– Ты – одна на миллион, – сказал Королевский Дикобраз. – Другие ни за что бы не согласились. Кажется, я тебя люблю. – Мне следовало отнестись к этим словам скептически, но, должна признаться, я растрогалась и поцеловала его.

Королевский Дикобраз был немного разочарован, что взрыв не попал на первые полосы. Собственно, назавтра он вообще еще не попал в газеты, однако на второй день в «Стар» обнаружилась небольшая заметка:

В среду работники полиции с удивлением обнаружили в парке следы небольшого взрыва, очевидно, вызванного динамитом. Люди не пострадали, но канализация кафе, расположенного недалеко от эпицентра взрыва, временно вышла из строя. Причин подрыва выяснить не удалось; полиция подозревает, что это был обычный акт вандализма.

Королевский Дикобраз был в восторге и несколько раз перечитал заметку вслух.

– Причин выяснить не удалось! – ликовал он. – Сказочно!

Он отнес вырезку в фотоателье, попросил ее увеличить, вставил в резную рамку, купленную в магазине Общества инвалидов, и повесил рядом с Королевой.

Много недель после взрыва Марлена, Дон и остальные продолжали думать, что я по-прежнему перевожу динамит с места на место в нежно-голубом «шевроле» 1968 года. «Возрождение» между тем обсуждало предполагаемую акцию протеста. Не о том, как ее осуществить – до этого дело не дошло. Они еще даже не добрались до карт и плана операции, застряв на чисто теоретическом этапе: верно ли выбран объект взрыва? Бесспорно, это выражение национальной борьбы, но достаточно ли символичное, и если да, как оно послужит народу? Но какое-то решительное действие необходимо, говорил Дон, в противном случае нас просто оттеснят в сторону. Идеи, которые, в представлении участников группы, принадлежали им одним, теперь высказывались передовицами самых разных газет; опрос Гэллапа показывал, что общественное мнение склоняется в их сторону. «Возрождение» наблюдало за развитием событий с тревогой: революцию прибирали к рукам совершенно не те люди.

Я нисколько не возражала против перевозки воображаемого динамита – это давало возможность уезжать из дома практически в любое время суток.