Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге

И в самой непроходимой чаще обитает самый страшный из всех, самый большой и самый опасный – медведь. Медведь, чья сила превышает силу дюжины отборных силачей. Медведь, тот самый медведь, что, войдя в силу и заматерев, не страшится никакого оружия – его можно свалить только серебряной пулей. Подумайте только – серебряной пулей! Можно ли увенчать зверя более страшным, леденящим душу ореолом? Что за тайными, грозными силами обладает это чудовище, что даже обычный свинец его не берет? Не иначе, духи зла взяли его под защиту.

И если встретить его в лесу, огромного, как скала, убегать бесполезно. Защищаться тем более. Надо броситься на землю и притвориться мертвым. Наверное, нет ни одного ребенка в этих краях, которому бы ни разу не приснился сон: он лежит на земле, а над ним нависла гигантская мохнатая туша. Медведь перекатывает его лапой, он слышит тяжелое, зловонное дыхание, но главное, не шевелиться. И тогда зверь отходит в сторону и роет яму, чтобы спрятать добычу. И тут надо тихо подняться и уходить – сначала медленно и неслышно, а потом бежать со всех сил.

Но подумайте, только подумайте – а что, если медведь не пойдет на эту уловку? Если он чересчур голоден, чтобы брезговать падалью? Или он заметил, как ты пытаешься убежать, и пустится вдогонку? О, боже!..

Страх, как ведьма, прячется в чащобе и, завидев человека, заводит свои колдовские песни. Ты почти парализован страхом, ты не замечаешь волшебной красоты вокруг, тебе уже кажется, что природа зла и коварна, как спящая змея. Вот оно, озеро Лёвен, раскинулось перед тобой во всей своей девственной прелести, но не верь ему! Каждый год собирает оно дань, каждый год община отпевает утопленников. Или лес, заманчиво мирный, душистый… ласково перешептываются деревья, но помни: в этом невинном лесу прячутся опасные хищники, а в них – это знают все – вселяются неупокоенные души убийц, подзуживаемые к кровавым преступлениям лесной нечистью.

А может быть, довериться беззаботно журчащему ручейку? Как бы не так! Вода его несет заразу и смерть, стоит только искупаться после захода солнца.

Не верь по весне убаюкивающему кукованию: кукушка к осени превратится в коршуна с безжалостными глазами и наводящими ужас когтями. Не верь мху, не верь лиловому вереску, не верь теплым скалистым откосам, на которых так приятно полежать летним вечером. Природа вовсе не милосердна, она одержима злыми силами, полными ненависти к роду человеческому. Везде ждет тебя опасность. И странно, что люди все еще существуют на этой земле; видно, кому-то удается избежать всех этих опасностей, целехоньким пройти сквозь лабиринт уготованных ему природой коварных ловушек.

Ведьма страха… прячется ли она до сих пор в вермландских лесах? Поет ли свои жуткие колдовские серенады? Омрачает ли улыбчивую красоту здешних мест? Власть ее огромна, уж кому не знать, как не мне, выросшей в этих краях? И стальная чушка в колыбели, и раскаленный уголь в детской ванночке – все это помогало, наверное, но я до сих пор помню, как холодная, костлявая рука страха сжимала мое детское сердце.

Но прошу вас, не воображайте, что я собираюсь рассказать что-то страшное и леденящее душу. Это всего лишь старая история про огромного медведя с горы Гурлита, и я должна ее поведать, а там уж ваше дело решать, правда это или нет. Собственно, все охотничьи истории таковы: можно им верить, а можно и не верить.

Этот и взаправду огромный медведь жил на самой вершине горы, называемой Гурлита, чьи крутые недоступные склоны нависают над берегом озера Лёвен.

Стены и крышу его жилища образовали поросшие торфяным мхом корни поваленной сосны, ветви и сучья защищали берлогу от ветра, выпадающий поздней осенью снег надежно конопатил щели, и медведь мог спокойно спать с осени до весны.

Можно подумать, что он настоящий поэт, истинный мечтатель, этот мохнатый владыка леса, этот косоглазый разбойник. Неужели он просто хочет забыться во сне, чтобы не видеть скучные и холодные ночи и бесцветные зимние дни? Неужели он хочет проспать всю эту тоскливую непогоду и проснуться от журчания весенних ручьев и пения птиц? А может, ему приятно смотреть во сне на краснеющие брусничные поляны и огромные муравейники, полные рыжевато-коричневых вкуснейших тварей? Или на пасущуюся на зеленеющем склоне белоснежную овечку? Неужели ему выпало такое счастье – проспать всю зиму напролет?

Пурга завивается меж сосен, бродят обезумевшие от голода волки и лисы. Почему только медведям дозволено спать всю зиму? Пусть он встанет, косолапый, пусть узнает на своей шкуре, какой пронизывающий холод сковал землю, как увязают лапы в глубоких сугробах! Нечего ему спать!