Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге

Божьего странника, народного заступника, убили. Какое горе!

Люди тесным кольцом окружили тело. Никаких ран не было видно, только по виску стекала тоненькая струйка крови. Бык Монс проломил ему голову. Капитан Леннарт, божий странник, лежит на земле мертвый.

Несколько человек бережно кладут его на поддон, тот самый, и замечают, что он еще дышит.

– И куда его теперь нести?

– Домой, – отвечает суровый голос из толпы. – Куда же еще? Домой.

О, что за вопрос! Само собой разумеется, несите его домой, люди добрые! Поднимите его на плечи и несите капитана Леннарта домой! Он был мячиком для забавы в руках Господа, легчайшим перышком, послушным дуновениям божественных уст. Несите его домой!

Этой размозженной голове служили подушкой и тюремные нары, и клок сена на полу хлева. Пусть же хоть теперь она упокоится в стенах родного дома, на подушке из гусиного пуха. Бедняга безвинно попал на каторгу, терпел позор и мучения, его выгнали из родного дома. Он бродил, не имея приюта, по указанным ему свыше дорогам, но всегда стремился домой, куда Всевышний не пожелал его впустить. Может, теперь, когда он погиб, спасая детей и женщин, двери его дома будут для него открыты.

Ведь на этот раз его провожают домой не пьяные собутыльники, а убитые горем люди, в чьих убогих хижинах находил он приют, помогал им словом и делом, облегчал их страдания. Несите его домой!

Так тому и быть. Шестеро крепких мужчин поднимают на плечи поддон и проносят через всю ярмарочную поляну, и там, где они проходят, мужчины снимают шапки, а женщины склоняют головы, точно как в церкви при упоминании имени Бога. Многие плачут, другие вспоминают, каким замечательным человеком был капитан Леннарт, каким добрым, отзывчивым, каким он был веселым, как умел словом и делом утешить страдальцев и вылечить душевные раны. Как только носильщики устают, их молча сменяют другие и подставляют плечи под роковой поддон.

Процессия проходит мимо кавалеров.

– Пойдемте с ними, друзья, мы должны убедиться, что капитан и в самом деле вернулся домой, – мрачно сказал Беренкройц и двинулся за процессией.

Остальные последовали его примеру.

Ярмарочная поляна почти опустела. Провожать капитана Леннарта в Хельесетер двинулись почти все – надо же убедиться, что он и в самом деле вернулся домой. То, что надо было купить, не куплено, подарки оставшимся дома детям отложены на потом, Псалтыри и шелковые платочки, при виде которых загораются глаза у каждой девушки, остались лежать на прилавках. Все должны убедиться, что капитан Леннарт вернулся домой.

Процессия приближается в Хельесетеру. В усадьбе тишина. И опять, как и тогда, полковник Беренкройц колотит кулаком в запертую дверь. Хозяйка дома одна – работники тоже были на ярмарке.

И она задает, как и тогда, тот же вопрос:

– Что вам угодно?

И полковник Беренкройц отвечает теми же словами:

– Мы привезли тебе мужа.

Она сурово посмотрела на полковника – спокоен и уверен, как всегда. Отодвигает его в сторону и видит плачущую толпу.

Она видит толпу, сотни заплаканных глаз, смотрящих на нее со страхом и тоской. Она видит человека, распростертого на грубом дощатом поддоне.

– Да, это он, – шепчет она и прижимает руки к сердцу. – Это его настоящее лицо.

И, ни слова не говоря, распахивает дверь и ведет их в спальню. Полковник помогает ей постелить двуспальную постель и взбить перину. Наконец-то капитан Леннарт сможет отдохнуть в мягкой постели на белоснежных простынях.

– Он жив? – спрашивает капитанша.

– Пока жив, – отвечает полковник Беренкройц.

– Надежда есть?

– Нет. Тут ничего не сделаешь.

Она замолчала. Потом встрепенулась, будто ее озарила внезапная мысль.

– И все они… все они оплакивают его? Леннарта?

– Да.

– Почему? Что он для них сделал?

– Последнее, что он сделал, – подставил себя под удар Быка Монса, чтобы спасти женщин и детей.

Капитанша опять замолчала.

– А что у него было с физиономией в тот раз? Два месяца назад.

Полковник вздрогнул. Только сейчас до него дошло.

– Йоста его раскрасил! Сказал, что истинная живопись – это когда малюют по-живому.

– Значит, из-за вас, кавалеров, я не пустила домой собственного мужа? И как вы за это ответите?

Беренкройц пожал широкими плечами:

– Много есть чего, за что мне придется отвечать.

– Я думаю, это самый большой ваш грех.

– У меня тоже не было в жизни тяжелее похода, чем сегодняшнее шествие. Но, скажу я тебе, есть еще двое, и они виноваты не меньше нашего.