Сомерсет Моэм - Бремя страстей человеческих

– Бетти, это мистер Кэри, – сказал хозяин.

– Зачем же ты его сюда привел? Что он о нас подумает?

На ней был грязный передник, рукава ее ситцевого платья были закатаны выше локтя, волосы закручены на папильотки. Миссис Ательни была крупной женщиной, на добрых три дюйма выше своего мужа; у нее были светлые волосы и синие глаза, а лицо дышало добротой; когда-то она считалась красоткой, но с годами и от частых родов расплылась и обрюзгла; синие глаза выцвели, кожа огрубела и стала красной, волосы потеряли блеск… Миссис Ательни выпрямилась, вытерла руку о передник и протянула ее гостю.

– Добро пожаловать, сударь, – произнесла она медленно и нараспев; ее говор показался Филипу до странности знакомым. – Ательни говорит, что вы были очень добры к нему в больнице.

– Теперь вас надо познакомить со всем нашим поголовьем, – продолжал Ательни. – Вот Торп, – указал он на круглолицего, кудрявого мальчика, – он мой старший сын, наследник титула, поместий и долгов нашего семейства. Вот Ательстан, Гарольд, Эдвард.

Он поочередно показал пальцем на трех мальчиков поменьше – все они были румяные, здоровые и улыбались во весь рот, однако, поймав на себе смеющийся взгляд Филипа, смущенно опустили глаза в тарелки. – А теперь перечислим по порядку девочек: Мария дель Соль…

– Мордашка, – пояснил один из мальчиков.

– У тебя первобытное чувство юмора, сын мой. Мария де лос Мерседес, Мария дель Пилар, Мария де ла Консепсьон, Мария дель Розарио.

– Я зову их Салли, Молли, Конни, Рози и Джейн, – сказала миссис Ательни. – Ну-ка, Ательни, ступай в свою комнату, вам принесут обед. Потом, когда я умою детей, я позволю им к вам заглянуть.

– Милая, если бы мне довелось выбирать имя тебе, я бы назвал тебя Мария Мыльная Пена. Вечно ты мучаешь мылом этих заморышей.

– Идите вы вперед, мистер Кэри, не то мне никогда не заставить его сесть за стол и пообедать.

Ательни и Филип опустились в огромные монастырские кресла, Салли принесла им две тарелки с ростбифом, йоркширским пудингом, печеным картофелем и капустой. Ательни вынул из кармана шестипенсовик и послал ее за кувшином пива.

– Надеюсь, вы накрыли здесь стол не из-за меня, – сказал Филип. – Я отлично пообедал бы и с детьми.

– Нет, я всегда ем отдельно. Люблю старинные обычаи. Мне кажется, женщинам вообще не следует сидеть за столом с мужчинами: это губит беседу, да и для них самих это вредно. Набираются всяких идей, а женщинам всегда не по себе, когда у них в голове заведется какая-нибудь мысль.

Хозяин и гость с аппетитом принялись за обед.

– Вы когда-нибудь ели такой йоркширский пудинг? – спросил Ательни. – Никто не умеет так его готовить, как моя жена. Вот что получаешь, когда женишься не на светской даме. Вы ведь заметили, что она не светская дама?

Вопрос был щекотливый, и Филип не знал, что ответить.

– Я как-то об этом не думал, – неуверенно сказал он.

Ательни рассмеялся. У него был на редкость заразительный смех.

– Нет, она не светская дама и даже вовсе на даму не похожа. Отец ее ходил за плугом, и она так никогда и не научилась говорить по-городскому. У нас было двенадцать детей, девять из них живы. Я сказал, что пора остановиться, но она женщина упрямая, да это и вошло у нее в привычку – думаю, она не успокоится, пока не народит человек двадцать.

Тут вошла Салли с пивом, налив кружку Филипу, она обогнула стол, чтобы налить и отцу. Он обнял ее за талию.

– Видали вы когда-нибудь такую хорошенькую, крепкую девчурку? Ей только пятнадцать, а можно дать все двадцать. Поглядите на ее щеки. Ни разу в жизни ничем не хворала. Вот повезет тому, кто на ней женится, правда, Салли?

Салли слушала все это с легкой сдержанной улыбкой, не слишком смущаясь

– ибо давно уже привыкла к отцовским выходкам, – но вела себя так естественно и скромно, что на нее приятно было смотреть.

– У тебя остынет обед, – сказала она, освобождаясь из его объятий. – Позови, когда пора будет подавать сладкое, ладно?

Мужчины остались одни, и Ательни поднес к губам оловянную пивную кружку. Он сделал большой глоток.

– Честное слово, на свете нет ничего лучше английского пива, – сказал он. – Возблагодарим господа за простые маленькие радости – за ростбиф и рисовый пудинг, за хороший аппетит и за пиво. Прежде я был женат на светской даме. Бог ты мой! Не женитесь на светской даме, мой мальчик!

Филип смеялся. Его веселила эта сцена: смешной человечек в своем странном наряде, комната со старинной резной панелью, испанская мебель, английская еда; во всем этом вместе взятом была какая-то удивительная несуразность.