Сомерсет Моэм - Бремя страстей человеческих

– Пожалуйста, чашку чая и булочку, – заказал он.

Слова застревали у него в горле. Он боялся заплакать.

– А я-то уж думала, что вы умерли, – сказала она.

Она улыбалась. Улыбалась! По-видимому, она совсем забыла их ссору, которая не давала Филипу жить.

– Я решил, что вы мне напишете, если вам захочется меня видеть, – ответил он.

– Больше мне делать нечего, стану я письма писать!

Разве она могла сказать ему хоть одно ласковое слово? Филип проклинал судьбу, которая приковала его к такой женщине. Милдред пошла за чаем.

– Хотите, я присяду к вам на минутку? – спросила она, когда вернулась.

– Да.

– Где же вы были все это время?

– В Лондоне.

– Я подумала, что вы уехали на каникулы. Отчего вы не приходили?

Филип смотрел на нее измученными, горящими глазами.

– Разве вы не помните, я ведь сказал, что мы никогда больше не увидимся?

– Тогда зачем вы пришли?

Казалось, Милдред хочет заставить его испить чашу унижения до дна, но, зная ее, он понимал, что она говорит наобум; она мучила его без всякого злого умысла. Он ничего не ответил.

– Разве это не было подло, шпионить за мной? А я-то верила, что вы джентльмен в полном смысле слова.

– Не будьте со мной такой жестокой, Милдред. Я этого не вынесу.

– От вас прямо помрешь, ей-Богу! Никак я вас не разберу.

– Да все очень просто: я набитый дурак, полюбил вас без памяти, а вам, я знаю, на меня наплевать.

– Будь вы джентльменом, вы бы пришли на другой день и попросили у меня прощения.

Она была безжалостна. Филип взглянул на ее шею и подумал, как хорошо было бы полоснуть по ней ножом, который Милдред ему подала. Он уже достаточно хорошо знал анатомию, чтобы сразу найти сонную артерию. И в то же время ему так хотелось покрыть поцелуями ее бледное, узкое лицо.

– Если бы вы могли понять, как я вас люблю.

– Вы еще не попросили у меня прощения.

Он стал белее полотна. Она была уверена, что ни в чем не провинилась. Теперь она хотела видеть его унижение. А ведь он по натуре был человек гордый; на какой-то миг его охватило желание послать ее к черту, но он не посмел. Страсть делала его малодушным. Он готов был на что угодно, лишь бы ее видеть.

– Я очень жалею, что так случилось, Милдред. Пожалуйста, простите меня.

Он едва выдавил из себя эти слова. Они стоили ему неимоверных усилий.

– Ну, теперь, когда вы попросили прощения, могу вам сказать: я пожалела, что не пошла с вами в тот вечер. Мне казалось, что Миллер – джентльмен, но я, видно, ошиблась. И мигом его прогнала.

У Филипа даже дух захватило от счастья.

– Милдред, пойдемте со мной сегодня вечером! Давайте где-нибудь поужинаем.

– Ох, ей-Богу, не могу. Меня будет ждать тетя.

– Я пошлю ей телеграмму. А вы скажете, что вас задержали в кафе; она ничего не узнает. Ну пойдемте, умоляю вас. Я так давно вас не видел, мне хочется с вами поговорить.

Она недовольно оглядела свое платье.

– Чепуха! Мы пойдем куда-нибудь, где никто и не заметит, как вы одеты. А потом сходим в мюзик-холл. Ну, пожалуйста, скажите да. Мне это доставит такое удовольствие!

Она немного поколебалась; он смотрел на нее жалким, умоляющим взглядом.

– Ну что ж, пожалуй. Сто лет никуда не ходила.

Он едва удержался, чтобы не схватить ее руку и не покрыть поцелуями.

Они поужинали в одном из ресторанчиков в Сохо. Филип трепетал от радости. Это не был один из тех вечно переполненных ресторанов, куда ходит как почтенная публика, так и небогатый люд – первые в расчете поглядеть на то, как живет богема, вторые, потому что здесь кормят дешево. Это скромное заведение содержали некий славный уроженец города Руана и его жена; Филип открыл его по чистой случайности. Его привлекло французское убранство витрины, где посредине красовалось блюдо с куском сырой вырезки, а по бокам – груды сырых овощей. Прислуживал всего один невзрачный француз, пытавшийся научиться английскому языку в доме, где с утра до вечера слышалась только французская речь, а постоянными посетителями были несколько дам легкого поведения, две-три menages [89] семейные пары ( фр. ) , которым сохраняли их салфетки, и несколько чудаков, забегавших сюда, чтобы наспех проглотить свой скромный обед.

Филипу и Милдред удалось получить отдельный столик. Филип послал официанта в соседний кабачок за бутылкой бургундского; он заказал potage aux herbes [90] овощной суп ( фр. ) , бифштекс aux pommes [91] с картофелем ( фр. ) и omelette au kirsch [92] омлет с вишневкой ( фр. ) . И в обстановке и в самом обеде было что-то романтическое. Милдред сперва огляделась с неодобрением