Олдос Хаксли - Шутовской хоровод. Эти опавшие листья

– Мне это очень нравится, – сказал мистер Клью, тыкая пальцем в одну из мыслей, которыми Липиат уснастил предисловие каталога. – «Гений, – он поправил очки и стал читать вслух, – это жизнь. Гений – это сила природы. В искусстве гений – единственное, что имеет значение. Современные импотенты, боящиеся гения и завидующие ему, изобрели для самозащиты понятие “художник”. Художник с его чувством формы, стилем, преданностью чистой красоте и так далее, и тому подобное. Но понятие “гений” включает в себя понятие “художник”; каждый Гений обладает, между прочим, и теми качествами, которые импотенты приписывают Художнику. Художник, не обладающий гением, – это строитель фонтанов, из которых не течет вода». Очень верно, – сказал мистер Клью. – Удивительно верно. – Он отметил абзац карандашом.

Мистер Олбермэл произнес пароль.

– Очень сильно сказано, – сказал он.

– Я тоже всегда так чувствовал, – сказал мистер Клью. – Эль Греко, например…

– С добрым утром! Что вы тут говорите насчет Эль Греко? – одним духом произнес чей-то голос. Тощий, длинный, обтянутый кожей скелет мистера Малларда возник перед ними, как призрак нечистой совести. Мистер Маллард писал каждую неделю в «Еженедельном обозрении». Он обладал огромными познаниями в области искусства и питал искреннее отвращение ко всему прекрасному. Из современных художников он признавал одного лишь Ходлера. Со всеми прочими он расправлялся с беспощадной жестокостью: в своих еженедельных статьях он разрывал их в клочья со священным рвением кальвинистического иконоборца, вдребезги разбивающего изображения Пресвятой Девы. – Так что вы говорите об Эль Греко? – повторил он. К Эль Греко он относился с особенно страстной ненавистью.

Мистер Клью улыбнулся мистеру Малларду с таким видом, точно желая его умилостивить: он боялся его. Восторги мистера Клью ломаного гроша не стоили по сравнению с учеными и логичными презрительными отзывами мистера Малларда.

– Я просто хотел привести его в качестве примера, – сказал он.

– Надеюсь, в качестве примера неумелого рисунка, хаотической композиции, отсутствия формы, кричащего колорита и истерической тематики. – Мистер Маллард угрожающе оскалил зубы цвета старой слоновой кости. – Творчество Эль Греко может служить примером всего этого, и только этого.

Мистер Клью нервно рассмеялся.

– А каково ваше мнение об этих? – сказал он, показывая на полотна Липиата.

– Весьма посредственная мазня, – ответил мистер Маллард.

Молодой человек слушал, совершенно потрясенный. Похоже было, что в этом деле, сколько ни старайся, все равно ничего хорошего не получится.

– И все-таки, – мужественно сказал мистер Клью, – мне нравится эта ваза с розами на окне с пейзажем позади. Номер двадцать девятый. – Он заглянул в каталог. – И тут насчет этой вещи прелестные стишки:

Просто прелесть! – Мистер Клью сделал еще отметку в каталоге.

– Но тривиально, тривиально. – И мистер Маллард покачал головой. – Во всяком случае, стихи не могут служить оправданием плохой картины. Какое грубое сочетание тонов! И как неинтересна композиция! Эта отступающая вглубь диагональ – прием, истрепанный до последней степени. – Он тоже сделал отметку в каталоге – крестик, а над ним кружок, нечто вроде Адамовой головы на пиратском флаге. Все каталоги мистера Малларда были испещрены этими значками; они символизировали его осуждение.

Мистер Олбермэл тем временем отошел в сторону, встречая вновь прибывших. Рецензенту из «Экрана новостей» нужно было объяснить, что портретов знаменитостей на выставке нет. Репортеру из «Вечерней планеты» – сказать, какие картины самые лучшие.

– Мистер Липиат, – диктовал он, – не только художник; он также и поэт и философ. Его каталог – это – гм! – своего рода декларация.

Репортер застенографировал эти слова.

– И очень милая к тому же, – сказал он. – Крайне благодарен вам, сэр, крайне благодарен. – И он поспешил к выходу, чтобы попасть на выставку крупного рогатого скота до прибытия короля. Мистер Олбермэл ласково обратился к рецензенту из «Утреннего земного шара».

– Я всегда считал эту галерею, – сказал громкий жизнерадостный голос, похожий на хор быков и канареек, – положительно mauvais lieu [61] Дурное место ( фр .). . Чего только здесь не выставляют напоказ! – И мистер Меркаптан выразительно пожал плечами. Он остановился, ожидая свою спутницу.