Олдос Хаксли - Шутовской хоровод. Эти опавшие листья

Черный узел в знак согласия качнул своей верхней оконечностью.

– Эта тема, – сказал Шируотер, – принадлежит к тому же роду, что и Китайская стена или биология плоских глистов: я не позволю себе интересоваться ею.

Миссис Вивиш рассмеялась, еле слышно прошептав удивленное и недоверчивое «Господи», и спросила:

– А почему?

– Нет времени, – объяснил он. – Вам, людям праздным и обеспеченным, думать больше не о чем. Я занят делом и поэтому, естественно, меньше интересуюсь этой темой, чем вы; и, больше того, я нарочно ограничиваю имеющийся у меня к ней интерес.

– И вот еду я как-то через Людгет с грузом для одного типа в Клеркенвелле. Веду это я Джерри под уздцы вверх по холму; Джерри – это наш старый пони…

– Нельзя иметь все сразу, – объяснил Шируотер, – во всяком случае, одновременно нельзя. Теперь я устроил свою жизнь так, чтобы работать. Я женат, я мирно удовлетворяю свои потребности в домашней обстановке.

– Quelle horreur! [53] Какой ужас! ( фр .) – сказал мистер Меркаптан. Сидевший в нем аббат восемнадцатого века был потрясен и возмущен этими словами.

– Но любовь? – спросила миссис Вивиш. – Любовь?

– Любовь! – отозвался Липиат. Он смотрел на Млечный Путь.

– Вдруг на меня налетает фараон. «Сколько лет твоей лошади? – говорит он. – Она не может возить тяжести, она припадает на все четыре ноги», – говорит. «Неправда», – говорю я. «Не сметь мне возражать, – говорит он. – Распрягите ее сию же минуту».

– Но я уже знаю все о любви. Тогда как о почках я знаю невероятно мало.

– Но, дорогой Шируотер, как можете вы знать все о любви, если вы не занимались ею со всеми женщинами на свете?

– Ну, мы и пошли, я и фараон и лошадь, прямехонько в полицейский участок…

– Или вы принадлежите к числу тех кретинов, – продолжала миссис Вивиш, – которые говорят о женщине с большого Ж и утверждают, будто мы все одинаковы? Бедный Теодор, вероятно, думает так в минуты слабости. – Гамбрил неопределенно улыбнулся откуда-то издали. Он входил вслед за человеком с чашкой чая в душный полицейский участок. – И конечно, Меркаптан, потому что все женщины, сидевшие на его софе Louis Quinze [54] В стиле Людовика XV ( фр .). , походили одна на другую как две капли воды. Возможно, Казимир тоже: все женщины похожи на его безумный идеал. Но вы, Шируотер, вы человек умный. Неужели вы верите в подобную чепуху?

Шируотер покачал головой.

– Фараон давал показания против меня. «Припадала на все четыре ноги», – говорит. «Ничего не припадала», – говорю я, а полицейский ветеринар за меня заступился: «С лошадью, – говорит, – обращались очень хорошо. Но она старая, очень старая». «Знаю, что старая, – говорю я. – А где я, по-вашему, возьму денег купить себе молодую?»

– х   2– у   2, – говорил Шируотер, – = ( х + у )( х – у ). И уравнение сохраняет силу при любых значениях х и у … То же самое и с вашей любовью, миссис Вивиш. Уравнение остается таким же, независимо от того, каковы личные свойства подставляемых в него величин. Мелкие индивидуальные тики и особенности – какое они, в конечном счете, имеют значение?

– Какое, в самом деле? – сказал Колмэн. – Тики – всего лишь тики. Тики, и таки, и токи, и туки, и минеральные удобрения…

– «Лошадь нужно уничтожить, – говорит полисмен. – Она слишком стара, чтобы работать». «Она-то стара, – говорю я, – да я не стар. Что, мне разве станут платить пенсию в тридцать два года? Как я стану зарабатывать себе на хлеб, если вы заберете у меня лошадь?»

Миссис Вивиш страдальчески улыбнулась.

– Вот человек, который считает, что личные особенности пошлы и незначительны, – сказала она. – Вы, значит, даже не интересуетесь людьми?

– «Что вы будете делать, это меня не касается, – говорит он. – Мое дело – привести в исполнение закон». «Странные у вас законы, как я погляжу. – говорю я. – Что это за закон такой?»

Шируотер почесал в затылке. Потом под его огромными черными усами показалась наивная детская улыбка.

– Нет, – сказал он. – Похоже на то, что не интересуюсь. Пока вы не сказали, мне это в голову не приходило. Но похоже на то, что нет. Нет. – Он рассмеялся, по-видимому, в восторге от этого открытия насчет самого себя.

– «Какой закон? – говорит он. – Закон о жестоком обращении с животными. Вот какой закон», – говорит.

Насмешливая и болезненная улыбка появилась и погасла.

– В один прекрасный день, – сказала миссис Вивиш, – они, может быть, покажутся вам более достойными внимания, чем теперь.