Олдос Хаксли - Шутовской хоровод. Эти опавшие листья

«Смотри на Мексику, Конквистадор» – таков был припев.

Под Конквистадором Липиат, очевидно, подразумевал художника, а Мексиканская долина, на которую он смотрел, с городами, окруженными башнями: Тлакопан и Чалеко, Истипалапан и Теночтитлан, символизировала – собственно, трудно было сказать, что именно. Может быть, Вселенную?

– Смотри, – вскричал Липиат вибрирующим голосом.

– Нельзя ли без грез? – сказал Гамбрил, отставляя стакан, который он осушил до дна. – Нельзя же говорить в стихах о грезах.

– Зачем вы меня прерываете? – накинулся на него Липиат. Уголки его широкого рта вздрогнули, все его длинное лицо возбужденно задвигалось. – Почему вы не даете мне кончить? – Его рука, патетически поднятая над головой, медленно опустилась на стол. – Болван! – сказал он и снова взялся за нож и вилку.

– Но право же, – не унимался Гамбрил, – нельзя же писать о грезах. Разве можно так писать теперь? – Он уже выпил добрую половину бутылки бургундского и пришел в настроение добродушное, упрямое и немного воинственное.

– Почему нет? – спросил Липиат.

– Ах, просто потому, что нельзя. – Гамбрил откинулся на спинку стула, улыбнулся и погладил белокурые свисающие усы. – Во всяком случае, в году от Рождества Христова тысяча девятьсот двадцать втором.

– Но почему? – возбужденно повторял Липиат.

– Потому что сейчас уже не время, – объявил изящный мистер Меркаптан, рыча, как истый конквистадор, но затем, в конце фразы, впадая в бесславное замешательство.

Это был мягкий, уютный молодой человек с гладкими каштановыми волосами, разделенными посредине прямым пробором и зачесанными за уши, где они образовывали влажные мягкие завитки. Его лицу следовало бы быть более изысканным, более утонченным – в духе dix-huitième , чем оно было на самом деле. К сожалению, оно было грубоватым и даже несколько свиноподобным и мало гармонировало с неподражаемо грациозным стилем мистера Меркаптана. Потому что у мистера Меркаптана был свой стиль, восхитительная печать которого лежала на всех его статьях, выходивших в литературных еженедельниках. Но самым изысканным его произведением был тот томик «опытов», стихотворений в прозе, виньеток и парадоксов, где он с таким блеском развивал свою излюбленную тему о мелкотравчатости, обезьяньей ограниченности и глупой претенциозности так называемого Homo Sapiens [23] Человек мыслящий ( лат .) – зоологическое название человека. . Те, кому доводилось знакомиться с мистером Меркаптаном, после встречи с ним нередко приходили к заключению, что, в конце концов, он, может быть, вовсе не так уж не прав в своей суровой оценке человечества.

– Уже не время, – повторил он. – Времена изменились. Sunt lacrimae rerum, nos et mutamur in illis [24] Дословно: «Суть слезы вещей, и мы меняемся в них» ( лат .). Ср. Горация: «Времена меняются, и мы меняемся в них». . – И он рассмеялся в знак одобрения самому себе.

– Quot homines, tot disputandum est [25] Дословно: «Сколько людей, столько и приходится спорить» ( лат .). , – сказал Гамбрил, снова прихлебывая свое Beaune supérieure [26] Одна из марок бургундского. . В данный момент он был целиком на стороне Меркаптана.

– Да почему уже не время? – настаивал Липиат.

Мистер Меркаптан сделал изящный жест.

– Çа se sent, mon cher ami , – сказал он, – ça ne s’explique pas [27] Это можно почувствовать, милый друг… объяснить этого нельзя ( фр .). .

Говорят, сатана носит ад в своем сердце; то же можно было сказать и о мистере Меркаптане: где бы он ни находился, это был Париж.

– Грезы в тысяча девятьсот двадцать втором!.. – Он пожал плечами.

– После того, как мы приняли мировую войну, проглотили голод в России, – сказал Гамбрил. – Грезы!

– Они принадлежат к эпохе Ростана [28] Эдмон Ростан (1868–1918) – французский поэт-драматург, эпигон романтизма, автор сборника стихов «Пустые мечтания», драм «Принцесса Греза», «Сирано де Бержерак» и др. , – сказал мистер Меркаптан, слегка хихикая. – Le Rêve [29] Сон, Греза ( фр .). – ах!

Липиат шумно уронил нож и вилку и перегнулся через стол, готовый броситься в атаку.

– Теперь я с вами расправлюсь, – сказал он, – теперь вы от меня не уйдете. Вы себя выдали с головой. Выдали тайну своей духовной нищеты, своей слабости, и мелочности, и бессилия…