Луи Куперус - О старых людях, о том, что проходит мимо

Они сидели рядом, одурманенные, ели и пили, не говоря ни слова. Покой и в то же время вялость наполняли их, они не сопротивлялись потокам жизненных сил, бурным и яростным, сиявшим золотом и грубым в своей безудержности. В дверь постучали, и в приоткрытой двери показалась женская голова в черной шляпе:

– Можно войти?

– Отилия! – воскликнул Лот и поднялся из-за стола. – Заходи-заходи!

Она вошла.

– Добро пожаловать в Ниццу! Как давно мы не виделись, Лот! Элли, сестричка, добро пожаловать… Да, это я послала вам розы. Рада, что ты мне написал. И что вы с женой захотели со мной встретиться…

Она села, Лот налил ей шампанского, между братом и сестрой завязался радостный разговор. Отилия, первый ребенок maman Отилии, была на несколько лет старше Лота; крупная, с властным выражением глаз, но с чертами лица maman – за исключением фарфорового профиля и нежного подбородка, – она походила разом и на отца, и на мать… Но в результате долгих лет выступлений перед публикой в ее движениях появилась свойственная женщинам талантливым и красивым грациозная уверенность в том, что на нее смотрят и ею восхищаются, – нечто совсем иное, чем изящество даже самых привлекательных, но обычных женщин: гармоничность и скульптурность движений, достигнутая тренировкой, стала для нее естественной.

«Какая красавица!» – думала Элли и чувствовала себя дурнушкой в своем простом платье, которое быстро накинула после ванны.

В сорок один год Отилия выглядела самое большее лет на тридцать, в ней была молодость актрисы, не позволяющей своему телу стареть с помощью искусства и науки поддержания красоты, о которых не ведают обычные женщины. Ее фигура в белом полотняном платье модного, но не нарочитого покроя сохраняла скульптурное совершенство: линия груди и очертания плеч идеально прочитывались под модной тканью. Из-под большой черной шляпы с черным страусиным пером виднелись светлые, с медным отливом волосы, на плечах трепетало широкое боа из серых страусиных перьев, и в этом, без цветов радуги, убранстве – только белое, черное и серое – она выглядела вопреки своей невероятной красоте одновременно добропорядочной женщиной и артисткой.

– Элли, познакомься, это моя сестра! – воскликнул Лот с гордостью. – Как она тебе нравится?

– Элли, – сказала Отилия, – ведь когда-то давно я видела тебя в Гааге.

– Не помню, Отилия.

– Конечно, тебе было всего лет восемь, и ты играла в большущей игровой комнате в доме grand-papa Такмы, где стоял великолепный кукольный дом.

– Да-да…

– С тех пор я в Гаагу не ездила.

– Ты поехала учиться в консерваторию в Льеже…

– Да.

– Когда ты в последний раз пела? – спросил Лот.

– Недавно, в Париже…

– Мы о тебе ничего не знаем. В Голландии ты совсем не выступаешь.

– Я никогда больше не поеду в Голландию.

– Почему, Отилия? – спросила Элли.

– Голландия на меня очень давит.

– Сама страна или люди?

– Всё на свете. Страна, люди, дома… наше семейство… наш круг общения…

– Я тебя понимаю, – сказал Лот.

– В Голландии я не могла дышать, – сказала Отилия. – Я не то что критикую страну, людей и семью. Все имеет и хорошие стороны. Но как низкое серое небо не давало мне дышать, так и дома сдавливали мой голос, и я не могла петь, я все время чувствовала вокруг себя что-то, не знаю что, что-то ужасное….

– Что-то ужасное? – переспросила Элли.

– Да. Какую-то атмосферу. Дома у нас с maman всегда были сложные отношения, как и у maman с papa . Ее характер, эти детские капризы приводили меня в бешенство. У Лота куда более покладистый нрав.

– Тебе, Отилия, надо было родиться мальчиком, а мне девочкой, – сказал Лот с грустью.

– Но я до мозга костей женщина, – сказала Отилия.

И взгляд ее слегка затуманился, а в улыбке мелькнуло выражение счастья.

– Охотно верю, – ответил Лот.

– Да, – продолжала Отилия. – С мамой я постоянно не ладила. Я чувствовала, что мне необходима свобода. Надо же жить! И я чувствовала в себе голос. Я хорошо училась, серьезно училась, много лет. И добилась успеха. Пение – моя жизнь.

– Но почему ты поешь только на концертах, Отилия? Ты не любишь оперу? Ты же поешь Вагнера.

– Да, но я не могу перевоплощаться в персонажа дольше, чем на несколько минут. Дольше, чем на одну арию. Перевоплотиться на целый вечер я не в состоянии.

– Я тебя понимаю, – сказал Лот.

– Да, – оживилась Элли. – Заметно, что ты сестра Лота. Он тоже не может работать дольше, чем нужно, чтобы написать статью или эссе.