Джейн Остин - Чувство и чувствительность

Что на самом деле чувствовала Джейн Остин, мы можем только предполагать, что, впрочем, охотно за нас делает кинематограф. В якобы биографическом фильме «Джейн Остин», снятом в 2007 году, авторы приписали своей героине глубокую романтическую привязанность к ирландцу Тому Лефрою. В фильме молодая девушка отвергает преданного, но не любимого жениха и чуть было не убегает с пылким, но бедным юношей, любовь к которому остается в ее сердце навеки. Однако мысль о том, что их союз принесет разорение семье Тома, да и ее семья пострадает, приводит героиню к решению отказаться от брака с любимым. Но память об этой любви, неистовой и страстной, навсегда остается в сердцах влюбленных, и даже свою дочь от другой женщины Том Лефрой называет Джейн. Эта деталь, как кажется, – единственное основание для предположения о столь глубоких чувствах. На самом деле вряд ли отношения Тома и Джейн выходили за границы легкого флирта, хотя для Джейн их встреча запомнилась. Как восстановили исследователи, Том Лефрой, навещая родственников, познакомился с Джейн Остин на танцах у соседей, после чего заходил к ней в компании своего кузена. Судя по всему, возможность того, что юноша увлечется бесприданницей, обеспокоила родню, и Тома немедленно отослали прочь. С тех пор они никогда не виделись. Том счастливо женился на другой. А в одном из сохранившихся писем Джейн есть упоминание о том, как к ним заходила миссис Лефрой, тетушка Тома, которая ни словом не обмолвилась о своем племяннике, а «я была слишком горда, чтобы начать расспрашивать самой; но после на вопрос моего отца она ответила, что Том уже вернулся в Лондон, где и пробудет до отъезда обратно в Ирландию; там он готовится к экзаменам и будущей адвокатской практике». Имя Джейн у дочери Тома Лефроя могло появиться по тысяче разных случайностей, но, впрочем, никто ничего не знает, люди эти давно умерли, и в нашей власти фантазировать на их счет сколько угодно.

Сведений о других увлечениях Джейн Остин у нас нет, после ее смерти сестра уничтожила почти все письма, то ли из нежелания давать почву для пересудов, то ли из желания соблюсти приличия, ведь она уже понимала, что все вышедшее из-под пера Джейн привлекает пристальное внимание. Возможно, Кассандра просто не пожелала ставить в неудобное положение тех, чью жизнь и нравы сестры с удовольствием обсуждали в переписке.

Но романтической мечтательницей Джейн точно не была, хотя в молодые годы иной раз с удовольствием танцевала на вечеринках, впрочем, трезво оценивая свои возможности обольщения: «Не думаю, что пользовалась особой популярностью: кавалеры склонны были приглашать меня, только если у них не оставалось иного выбора». Она предпочитала стричь волосы спереди, чтобы не возиться с укладкой, а то и просто убирала их под чепчик, а ее отношения к нарядам вполне исчерпываются одной фразой: «Я никак не могу решить, что мне делать с новым отрезом на платье; как бы я хотела, чтобы подобные вещи продавались уже готовыми».

Зато отзывы о своих произведениях она охотно выслушивала и даже записывала, коллекционируя высказывания за и против. По воспоминаниям знакомых, ее расстраивало, что читатели по большей части отдавали предпочтение первым романам, прежде всего «Гордости и гордыне», и меньше интересовались последующими. Но сочиняла она вовсе не из тщеславия, корыстные соображения не имели над ней власти, ни больших денег, ни особой славы при жизни она не получала. Пожалуй, желание писать было для нее естественным и не было обусловлено ничем, кроме удовольствия с иронией и остроумием описывать ту реальность, что она видела: «И если бы мне нельзя было ни разу посмеяться над собой и над другими, уверена, что уже к концу первой главы я повесилась бы от отчаяния».

Как писала Екатерина Гениева, исследовательница творчества Джейн Остин: «Английская литература славится своими женщинами-романистками (…) Наверное, самая великая среди них – Джейн Остин. Она совершила революцию в повествовательном искусстве, утвердив за романом его главенствующую роль и доказав, что женщина имеет право на творчество. Ведь Джейн Остин взялась за перо, когда романы считались не женским делом, взялась, зная, что ей (…) не от кого ждать помощи и поддержки. Но она писала для своих читателей и победила. Творчество “несравненной Джейн”, как назвал ее Вальтер Скотт, и поныне продолжает быть живой традицией, а ее суждения о романе, произведении, в “котором выражены сильнейшие стороны человеческого ума” и дано “проникновеннейшее знание человеческой природы”, не потеряли своего значения и в сегодняшних литературных спорах».