Бенджамин Дизраэли - Сибилла

Чу! Погребальный звон! Всё кончено. Большой колокол столичного собора возвещает о смерти, вероятно, последнего сына Георга III, которому суждено было править Англией. Это был добрый человек; он умел чувствовать и сострадать; ему недостало скорее образования, нежели способностей; он обладал чувством долга, а также имел некоторые представления о том, каким должен быть английский монарх. Да упокоится душа его! Мы же переносимся в другое место действия.

Под сенью дворцового сада, не в какой-то надменной башне, что овеяна славой, но омрачена столетиями жестокости; не в королевских покоях, сияющих великолепием, но запятнанных интригами представителей двора и происками своекорыстных группировок, — под сенью дворцового сада предстает перед вами такая картина: к юности, непорочности и красоте обращается голос свыше, и голос этот возвещает деве, что ей предначертано взойти на трон!

Совет Англии впервые приглашен в ее жилище. Здесь собрались прелаты, военачальники и главные люди ее королевства: служители Церкви-утешительницы; герои меча, который приносит победы, представители той профессии, что вершит судьбы империй; мужи, чьи седины суть мысли, слава и годы; служители божественных таинств и те, кто упорно трудится в потаенных кабинетах; те, кто свел в бою армии Европы, и те, кто сражался в не менее жестоких битвах с честолюбивыми законодателями; а вот и несколько человек, которые повелевают тысячами слуг и в одиночку владеют целыми провинциями, — и всё же в этот миг нет среди них никого, чье сердце не трепещет в ожидании первого явления девы, которой с минуты на минуту предначертано взойти на трон.

Гул приглушенных разговоров, за которыми все пытаются скрыть волнение, заметное даже на лицах самых знатных гостей, охватывает это блистательное собрание — это море плюмажей, сверкающих звезд и пышных одеяний. Тс-с-с! Раскрылись главные двери: она появляется; необычайно глубокая тишина — такая бывает только в полуденном лесу. На минуту поддержанная своей венценосной матерью и придворными дамами, которые с поклонами удаляются, Виктория восходит на трон; совсем еще девочка, одна и — впервые за всю свою жизнь — в окружении сонма мужчин.

Приятным и волнующим голосом, с невозмутимым лицом (что скорее говорит о всепоглощающем чувстве августейшего долга, нежели об отсутствии переживаний), королева объявляет о своем восшествии на трон предков и о смиренной надежде, что Божественное Провидение будет оберегать ее при исполнении высочайших обязанностей.

После этого прелаты, военачальники и главные люди ее королевства приближаются к трону и, преклонив перед ней колена, дают обет беспорочного служения и приносят ей священную клятву верности и покорства {184} .

Верности той, кто властвует над землями, которые не смог покорить великий македонец; {185} над континентом, о котором даже и не мечтал Колумб {186} , — королеве всех морей и народов во всех концах света.

Впрочем, не о них я собираюсь поведать, но об одной нации, что находится у самых ее ног и в эту минуту взирает на нее с тревогой, любовью и, возможно, надеждой. Чистая и кроткая, королева унаследовала кровь и красоту древних саксонцев. Выпадет ли ей почетный жребий наконец-то принести облегчение миллионам страждущих? Разобьет ли она мановением той нежной руки, что способна вдохновлять трубадуров и одаривать рыцарей, последние звенья в цепи англосаксонского рабства?

Здание, которое хоть и находилось на весьма почтенном расстоянии от древнего монастыря, но по-прежнему именовалось Аббатством Марни, было грандиозным сооружением, возведенным на закате правления Якова I {187} в парадном и живописном стиле, характерном для той эпохи. Расположенное на величественном возвышении посреди просторного тенистого парка, оно представляло собой фасад и два симметричных крыла того же размера, что и центральная часть, отчего в перспективе здание выглядело как квадрат, лишившийся одной из своих сторон. Старинные решетки сняли, и нынешние окна, хоть и были удобны, плохо вписывались в общий стиль постройки; впрочем, сохранился портал в центре здания, изумительный образчик искусной резьбы: ионические колонны черного дуба, украшенные орнаментом из цветов и фруктов, оленьими головами и фигурами лесных обитателей. Венчал здание внушительный фронтон, который из-за своей причудливой отделки на первый взгляд казался незавершенным, но стоило подойти ближе — и гигантские буквы на нем складывались в девиз благородного дома Марни. Главный ход вел в гостевую залу, подобную которой нечасто встретишь в наши дни; здесь имелись почетные места для гостей, расположенные на возвышении, ширма, галерея, раздаточное окошко из кладовой комнаты — словом, не зала, а воплощенное великолепие из резного черного дуба. Современная роскошь и изысканный вкус супруги покойного лорда помогли сделать Аббатство Марни уютным и комфортным для проживания и притом сохранить пышность старинной обстановки. Жилые комнаты в большинстве своем были обставлены со всей радующей глаз простотой и яркостью современной дворянской усадьбы, однако сохранилась и большая галерея семнадцатого столетия, где теперь проходили торжественные приемы в честь грандиозных событий. Чтобы попасть туда, нужно было подняться по парадной лестнице и пройти по длинному коридору. Галерея занимала одно крыло здания во всю длину (ни много ни мало сто футов), имея притом сорок пять футов [2]в ширину; стены ее были увешаны чудесными живописными полотнами, большей частью на исторические сюжеты, в то время как аксминстерские ковры {188} , застекленные шкафы, резные столики и множество мягких кресел, расставленных со вкусом и знанием дела, придавали дворцовой зале веселый и обжитой вид.