Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Потребовать у официанта третий бокал Роберта не успела: всем предложили пройти в столовую. На длинном, покрытом кружевной скатертью столе со множеством бутылок горели свечи. «Об этом я должна обязательно написать маме, — подумала она, заметив на тарелке у самого края стола карточку со своим именем. — Я и французское общество. Как Марсель Пруст».

Соседом Роберты оказался пожилой лысый мужчина, который один раз ей улыбнулся, а потом и головы не повернул в ее сторону. Напротив сидел такой же плешивый господин, на протяжении всего ужина увлеченно беседовавший с дородной блондинкой. Барон занял место по центру стола, он бросил на Роберту дружелюбный, ободряющий взгляд и занялся другими гостями. Выпитые бокалы мартини лишили для Роберты оживленную французскую речь почти всякого смысла, и через некоторое время она почувствовала себя как на необитаемом острове.

Из оцепенения ее вывел шепот склонившегося к уху официанта. Не разобрав ни слова, Роберта решила, что он пытается дать ей номер своего телефона.

— Comment? [244] Здесь: Что? ( фр .) — слишком громко, рассчитывая смутить его, спросила она.

— «Монтраше», mil neuf cent cinquante-cinq [245] Тысяча девятьсот пятьдесят пятый год ( фр .). , — повторил официант.

Вино оказалось удивительно вкусным, и, поедая холодного омара, Роберта выпила целых два бокала. У нее проснулся зверский аппетит. Неудивительно, ведь таких блюд она в жизни не пробовала. Однако удовольствие от изысканных яств портила нараставшая где-то внутри волна враждебности к сидевшим за столом гостям: на Роберту обращали внимания не больше, чем если бы она в одиночестве жевала сосиску где-нибудь в бистро на бульваре.

За омаром последовал суп, затем принесли фазана, на смену «Монтраше» официанты разливали теперь «Шато-Лафит» двадцать восьмого года. Роберта с некоторым пренебрежением смотрела на гостей барона: за столом не было видно ни одного человека моложе сорока. «Что я делаю в этом доме для престарелых?» — подумала она, наблюдая за тем, как официант осторожно накладывал в ее тарелку вторую порцию фазана со смородиновым желе. Превосходная еда только разжигала исподволь зародившуюся злость. Эти галльские мещане, эти биржевые дельцы с их увешанными драгоценностями женами не заслуживают высокой чести находиться в обществе художника. Ее посадили с краю стола, чтобы накормить благотворительным ужином, и все — ни взгляда, ни слова. Неизвестно почему, но Роберта была уверена: все присутствовавшие здесь мужчины были самодовольными биржевыми дельцами. Пережевывая кусочек фазаньей грудки, она с отвращением осознавала, насколько нелепо выглядит в своих зеленых чулках, с торчащими волосами. Неимоверным усилием воли Роберта заставила себя вслушаться в застольные разговоры. Обостренное презрением к соседям по столу языковое чутье помогло разобрать отдельные фразы. Кто-то говорил о том, что дождливое лето убило все надежды на недавно открывшийся охотничий сезон. Кто-то считал необходимым пойти в Алжире на самые крайние меры. Кого-то разочаровала пьеса, названия которой Роберта не расслышала, но она поняла, что второй акт сочли настоящим провалом. Дама в длинном белом платье рассказывала о своих американских друзьях, по чьим словам, президент Кеннеди окружил себя исключительно коммунистами.

— Какая чушь! — громко заявила Роберта, но в ее сторону не повернулся никто.

Она доела фазана, выпила еще бокал вина и задумалась. В голову закралось страшное подозрение: может, она просто не существует? Интересно, какие слова доказали бы присутствовавшим то, что девятнадцатилетняя художница все-таки еще жива? Похоже, здесь требуется нечто потрясающее. Мысленно Роберта попробовала произнести несколько вступительных фраз: «Только что кто-то упомянул президента Кеннеди. Волею судеб я нахожусь в достаточно близких отношениях с его семьей. Думаю, немногие из сидящих за столом знают о планах президента к августу вывести из Франции все американские войска». Такая новость заставила бы их поднять на пару секунд головы от тарелок.

Хотя, вероятно, уместнее будет произнести что-нибудь более личное, скажем: «Должна извиниться за сегодняшнее опоздание, мне звонили из нью-йоркского Музея современного искусства по поводу приобретения нескольких моих картин, но я им отказала. Хочу дождаться персональной выставки, она состоится в самое ближайшее время».

«Снобы, — решила Роберта, бросая гневные взгляды по сторонам. — Но готова поспорить, что это проняло бы жующих гостей».