Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Готовый сценарий он никому не показал. Ему, столько лет судившему работы сотен людей, была невыносима сама мысль о том, что чужой человек прочтет его рукопись. Его детище. А чужаком он считал любого читателя. Отсылая сценарий машинистке, он не поставил на титульном листе имени автора, просто написал: «Все права принадлежат Джессу Крейгу».

Джессу Крейгу, когда-то бывшему чудо-мальчиком Бродвея и Голливуда, считавшемуся непогрешимым судьей как в мире театра, так и в кинематографе, Джессу Крейгу, не имевшему понятия, стоит ли его годичный труд хотя бы двухчасового чтения, смертельно боявшемуся услышать «да» или «нет».

Звонок. Крейг ошалело тряхнул головой, как внезапно разбуженный от крепкого сна человек, и в который раз напомнил себе, где он находится и где стоит телефон.

«Я в своем номере, в «Карлтоне», а телефон — на столе, с той стороны кресла».

Снова звонок. Крейг взглянул на часы. Тридцать пять минут второго. Крейг поколебался, не в силах сообразить, стоит ли брать трубку. Не хватало второй раз слушать какие-то бессвязные звуки. Наконец он все же решил подойти.

— Крейг у телефона.

— Джесс, это я. Мерфи! Надеюсь, не разбудил?

— Нет.

— Только что прочел твой сценарий.

— И как?

— Этот малыш Харт умеет писать, ничего не скажешь, но насмотрелся старых французских фильмов. Кому, черт побери, интересен восьмидесятидвухлетний старикашка? Ничего это тебе не даст, Джесс. Забудь. Я на твоем месте это вообще никому не показывал бы. Поверь, добра от этого не будет. Откажись от опциона, позволь мне договориться насчет той греческой штуки, а потом подыщем что-нибудь подходящее.

— Спасибо, Мерф, за то, что не поленился прочитать. Завтра поговорим, — обещал Крейг и, повесив трубку, долго не сводил глаз с немого телефона. Потом медленно вернулся к письменному столу, взглянул на перечень вопросов, присланных Гейл Маккиннон, перечитал самый первый: «Зачем вы приехали в Канны?»

Сухо усмехнувшись, он подхватил листки, разорвал их на мелкие клочья и выкинул в корзину. Снял свитер, натянул пиджак и вышел. У самого отеля поймал такси и велел везти себя в казино, где всю ночь открыт бар. Купил несколько фишек, сел за столик, где играли в девятку, заказал двойное виски. Он пил и играл до шести утра. И выиграл тридцать тысяч франков, почти пять тысяч долларов, в основном у тех англичан, с которыми сидел в ресторане, когда пришел Пикассо. Не повезло Йану Уодли. Сегодня он не шатался по набережной, когда Крейг почти твердым шагом добирался до отеля в лучах наступающего рассвета. Попадись ему Уодли, наверняка бы получил свои пять тысяч на поездку в Мадрид.

Полицейские, вооруженные электрическими фонариками, показывали водителям, где можно поставить машину. Открытая площадка была уже наполовину забита автомобилями. Погода выдалась сырая и промозглая. Крейг выключил мотор и вышел. Туфли скользили по мокрой траве. Он направился по тропинке к большому, напоминавшему замок дому, откуда неслись звуки оркестра. Дом стоял на холме за Муженом и царствовал, словно небольшая крепость, над окружающим пейзажем.

Жаль, что Энн еще не приехала! С каким бы удовольствием она вошла в дом под руку с отцом под мелодию французской песни, в сопровождении полицейского, заботливо освещавшего гостям путь, вместо того чтобы кидать в демонстрантов перед зданием правительства бомбы со слезоточивым газом.

В кармане у него лежала телеграмма Энн. Как ни удивительно, сначала она собралась навестить мать в Женеве и только завтра приедет в Канны.

Сам хозяин, Уолтер Клейн, встречал гостей в вестибюле. Он снял этот дом на месяц, рассудив, что здание вполне подходит для приемов и вечеринок. Клейн был низеньким, коренастым моложавым человечком с обманчиво-добродушными манерами. В эти тяжелые, сумбурные времена, когда агентства в мгновение ока либо исчезали, либо сливались с другими агентствами, он ушел из такой дышавшей на ладан конторы, уведя с собой лучших клиентов — актеров и режиссеров; и в то время как другие агентства и кинокомпании разорялись, он сумел приспособиться к новым условиям рынка, да так ловко, что почти все фильмы, снимавшиеся в Америке или Англии, создавались при участии его клиентов. Во всех ключевых точках у него были свои люди либо должники, обязанные ему финансированием, а подчас и прокатом очередной картины. Пока другие впадали в панику, он лишь благодушно повторял: «Друзья, вы ошибаетесь. Дела идут как нельзя лучше».