— Подстригся. Обедал в маленьком итальянском ресторанчике на улице Гренель. Читал «Монд». Зашел в три галереи, едва не купил три картины. Выпил пива в «Флер», вернулся в отель и…
Он осекся, поняв, что она не слушает. Констанс уставилась на молодую американскую пару, проходившую мимо их столика в глубь зала. Мужчина был высок, с приятным открытым лицом, на котором так и читалось, что он в жизни не знал ни сомнений, ни бед и представить не мог, что кто-то где-то может быть ему врагом и желать зла. Девушка, бледная высокая красавица с черными как вороново крыло волосами и огромными темными глазами, верным признаком ирландских или испанских предков, двигалась с неторопливой грацией. Мех темной собольей шубы переливался на свету. Улыбаясь каким-то словам мужа, она коснулась его руки и повела в проход между стойкой и столиками, расставленными вдоль окон. Похоже, они не замечали окружающих, и это вовсе не выглядело намеренной грубостью. Просто они были так поглощены друг другом, что даже беспечный случайный взгляд, необходимость увидеть, а возможно, и узнать чье-то лицо казались непростительным расточительством, потерей драгоценного мига общения друг с другом.
Констанс продолжала смотреть вслед, пока они не скрылись в той части зала, что отводилась под ресторан.
— Прости, — извинилась она. — Боюсь, я тебя не слушала. Видишь ли, я когда-то знала этих людей.
— Красивая пара.
— Ничего не скажешь, — согласилась Констанс.
— Сколько лет девушке?
— Двадцать четыре. Из-за нее умер мой друг.
— Что?!
Такого он не ожидал услышать, особенно в баре отеля «Крийон».
— Что это ты встрепенулся? — хмыкнула Констанс. — Можно подумать, это единственный случай. Подобное происходит гораздо чаще, чем ты воображаешь.
— Не слишком она похожа на заурядную убийцу.
— О, какая там убийца! — рассмеялась Констанс. — Просто мой знакомый был в нее влюблен, прочел в газетах, что она вышла замуж, и через три дня скончался.
— Какая старомодная история, — покачал головой Крейг.
— Он и сам был старомоден. Восемьдесят два года, — пояснила Констанс.
— Откуда ты знала восьмидесятидвухлетнего старика? — удивился Крейг. — Тебе, конечно, нравятся люди постарше, но это уж слишком.
— Старика звали Кеннет Джарвис.
— Железные дороги.
— Железные дороги, — кивнула она. — Помимо прочего. В числе многого другого. Один мой поклонник работал с внуком Джарвиса. Не хмурься, дорогой. Это было до тебя, задолго до тебя. Старик любил окружать себя молодежью. Он владел огромным чудесным домом в Нормандии. Когда-то у него были и скаковые лошади. Он давал роскошные приемы, и по уик-эндам к нему съезжались сразу по двадцать — тридцать гостей. Веселились как могли: теннис, купание, катание на яхтах, выпивка, флирт — словом, что пожелаешь. Компании подбирались на диво веселые. Если не считать старика. Когда я впервые его увидела, у него уже начинался маразм. Ронял еду, обливался, забывал застегивать ширинку, засыпал прямо за столом и храпел так, что мухи дохли, ухитрялся за десять минут рассказать одну и ту же историю три раза.
— За удовольствия нужно платить, — наставительно заметил Крейг.
— Люди, давно его знавшие, ни на что не обращали внимания. Утверждали, что когда-то он был обаятельным, щедрым, воспитанным человеком. Страстным коллекционером книг, картин, хорошеньких женщин. Он овдовел совсем молодым и больше не женился. Мужчина, с которым я туда ездила, как и ты, говорил, что нужно платить за те радости, которые старик всю жизнь дарил людям, и что видеть, как он брызжет слюной, или слушать один и тот же рассказ три раза подряд — совсем уж не такая высокая цена. Особенно еще и потому, что дом, развлечения, еда и напитки ничуть не изменились и по-прежнему оставались великолепными. Так или иначе, только дураки смеялись за спиной старика.
— Не дай мне, Господи, — взмолился Крейг, — дожить до восьмидесяти.
— Дослушай до конца. Как-то на уик-энд приехала бывшая любовница Джарвиса со своей дочерью. Той девушкой, которую ты только сейчас видел.
— Не дай мне, Господи, дожить до семидесяти!
— Он влюбился в нее. Настоящая старомодная любовь. Каждый день цветы, приглашения на яхту матери и дочери и тому подобное.
— Но чего добивались мать и дочь? — допытывался Крейг. — Денег?
— Вряд ли. У них было свое состояние, и немаленькое. Думаю, они просто проникли в те круги общества, где иначе никогда бы их не приняли. Мать держала дочь в узде. Ее единственный козырь. В то время девушке было девятнадцать, а вела она себя как пятнадцатилетняя. Так и казалось, что, знакомясь с кем-то, она сделает реверанс. Встреча с Джарвисом помогла ей повзрослеть. Кроме того, согласись, лестно разыгрывать роль хозяйки на званых обедах, быть центром всеобщего внимания, отделаться от материнской опеки. Стать предметом обожания человека, который в свое время знал весь свет, рассказывал обо всех анекдоты, крутил романы с известными красавицами, управлял сотнями людей. Кроме того, он ей нравился, возможно, она даже по-своему его любила и была в восторге от своей власти над ним. А он словно по волшебству переменился, помолодел, ожил, больше ничего не забывал, выпрямился, перестал шаркать, не сипел и не храпел, одевался безупречно, проводил всю ночь на ногах, а утром был свеж как роза.
Читать дальше