Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Он подсчитал общую сумму расходов, аккуратно внес в чековую книжку. Всего девять тысяч триста двадцать шесть долларов сорок семь центов. Не так уж мало для человека, пережившего два провала.

Когда они работали над первой пьесой, Бреннер сказал как-то с максимализмом, присущим юности:

— Не могу принимать всерьез проблемы человека, зарабатывающего больше пятидесяти долларов в неделю.

Интересно, что сказал бы сейчас бывший друг, попади он случайно сюда в тот момент, когда на столе громоздится груда листочков с его подписью?

Повинуясь непонятному порыву, Крейг выписал еще один чек, от руки, на девять тысяч триста двадцать шесть долларов сорок семь центов, не указывая имени получателя. Потом вписал адрес больницы, в которой родились его дочери.

К чеку он приложил короткую записку попечителям больничного фонда, вложил все в конверт, надписал адрес и запечатал.

После чего еще раз подытожил расходы. Позвал Белинду. Интерком он так и не установил, решив, что это чересчур официально.

Он протянул секретарше конверт и чеки и сказал:

— На сегодня все. Большое спасибо.

Потом он спустился в соседний бар и выпил столько, чтобы все события грядущего вечера слились в неясную дымку и неразборчивый гул голосов.

Когда он добрался наконец домой, Пенелопа возмутилась:

— Интересно, доживу ли я до того дня, когда ты явишься к ужину трезвым?

Последние гости только что ушли, и по всей гостиной стояли пустые стаканы. Пенелопа вытряхивала на кухне пепельницы. Он посмотрел на часы. Половина второго. Что-то сегодня все засиделись. Он почти рухнул в кресло и сбросил туфли. За столом собралось четырнадцать человек. Еда была вкусной. Общество — скучным. Он выпил слишком много вина.

Теоретически все двенадцать гостей были его друзьями. Но настоящими он считал только двоих — Роберта и Элис Пейн. Роберт Пейн — коммерческий директор издательства, плотный, основательный, энциклопедически образованный человек, говорил неторопливо, взвешивая каждое слово, и терпеть не мог пустой болтовни. Они познакомились, когда Крейга попросили составить для издательства антологию пьес, и сразу же подружились. Его жена Элис — детский психиатр, крупная, грузная, грубовато-красивая женщина с гривой седеющих, по-мужски подстриженных волос, обрамляющих спокойное овальное лицо. Пенелопа считала их занудами и приглашала исключительно ради Крейга, чтобы тот не слишком жаловался на остальных.

За столом, кроме него, не оказалось ни одного человека, имевшего отношение к кино или театру, хотя двое время от времени вкладывали деньги в постановки Крейга. Тут, как обычно, пребывал Берти Фолсом. С тех пор как умерла его жена, он присутствовал на всех званых ужинах. И как заведенный в мельчайших подробностях рассказывал о биржевых курсах. Фолсом был на несколько лет старше Крейга — лысеющий остролицый коротышка, ничем не примечательный, безукоризненно одетый, с аккуратным круглым брюшком, глава крупной брокерской фирмы на Уолл-стрит. Крейг считал, что чем больше времени проводит Берти в деловой части города, тем сильнее его влияние. Иногда он давал советы Крейгу по части ценных бумаг. Порой Крейг им следовал. Иногда совет оказывался дельным. Став вдовцом, Фолсом посещал все приемы Крейгов. Часто он сам звонил часиков в шесть и спрашивал, что они делают. Когда заняться было особенно нечем, Крейги приглашали его поужинать вместе, в тесном семейном кругу. Фолсом помнил их дни рождения, приносил подарки Энн и Марше. Пенелопа жалела его. Крейг подсчитал как-то, что состояние Фолсома едва ли меньше двух миллионов долларов. Возможно, столь нежное сострадание к человеку, чей капитал равен двум миллионам, служит ярким свидетельством душевной доброты Пенелопы, которая находит время на столь сильные чувства. Когда же у них бывали приемы, подобные сегодняшним, Пенелопа специально приглашала для Фолсома какую-нибудь даму, обычно из разведенных, которые всегда свободны и готовы прийти на ужин в любой дом. Когда Крейг был занят или уезжал, Фолсом сопровождал Пенелопу в театр и на вечеринки. Кто-то когда-то сказал, что Фолсом — человек полезный и не помешает иметь вдовца в кругу друзей.

Если не считать наставлений Берти Фолсома по поводу биржевых курсов акций, беседа в основном велась о прислуге, о том, что в этом сезоне одна бродвейская пьеса хуже другой, о спортивных автомобилях — «феррари», «порше» и «мазератти», о нынешней ужасной молодежи. Говорили о любовных романах, открытых и тайных, об отсутствующих друзьях, о невозможности отыскать приличное местечко для отдыха на Карибах, о сравнительных достоинствах различных лыжных курортов. Почти все присутствующие катались зимой на лыжах. Все, кроме Крейга. Пенелопа месяц в году проводила в Солнечной долине и Аспене. Одна. Сидя во главе стола в своем нью-йоркском доме в Ист-Сайде, Крейг чувствовал, что, ни разу не побывав на курорте, стал специалистом по лыжному спорту. Он ничего не имел против лыж; жаль только, что в юности у него не было времени ими заняться. Однако он считал, что столь ярым любителям следует просто кататься с гор, вместо того чтобы без конца об этом болтать. В этот вечер никто не упомянул ни о его последней картине, ни вообще о его фильмах. Никто, кроме Пейнов, которые специально пришли пораньше, чтобы застать его одного и поговорить за коктейлем, пока не соберутся остальные гости. Пейнам понравилась его последняя работа. Правда, сцена насилия в парижском ночном клубе, где герой ввязывается в общую драку, несколько смущала Элис.