Софи Вёрисгофер - Из Лондона в Австралию

Антон покраснел от этих ужасных мыслей, тем не менее он был уже в палисаднике; идти далее было невозможно, он был не в силах; веки его отяжелели, в ушах шумело и раздавался какой-то жужжащий гул. Он дернул за звонок. В дверях появился слуга в ливрее с галунами и обратился к нему с короткими вопросами.

– Кто вы? Чего вы желаете?

Антон показал на свои руки, подул на них, желая дать понять, что они озябли; потом хотел войти в открытую дверь, но слуга быстро загородил ему дорогу. Одним толчком отстранив непрошенного гостя, он захлопнул перед ним дверь, быть может, на основании данных приказаний, и оставил нашего друга на улице, посреди жестокой снежной вьюги.

Антон прислонился к стене, перед глазами у него все завертелось. Дальше идти он не мог.

В руках смерти. – Человеколюбивый лорд. – Пробуждение новых надежд, – Арестантские суда. – Вербовка. – Торговля документами. – Завербованные.

Восточный ветер резко свистел между голыми ветвями высоких старых вязов; каждый порыв его нес целые волны снега. На расстоянии руки ничего нельзя было видеть, не было возможности ни идти, ни стоять, ни дышать. Хорошо в такую погоду сидеть дома, перед горящим камином, и смотреть, как за окном летают снежные хлопья, между тем как на полу играет красное пламя и приятной теплотой нагревает комнату; хорошо быть в родном, любимом месте, а не идти голодному, обездоленному, без надежды, без цели, по незнакомой дороге, не имея никакой защиты против всех превратностей изменчивой жизни.

Антон чувствовал, что силы его покидают; он смутно сознавал еще, что находится в частных владениях и потому должен выйти на дорогу, принадлежащую всем.

Там он ляжет и будет лежать до тех пор, пока смерть придет освободить его; здесь же слуги могут натравить на него собак, чтобы отогнать от дверей.

Из дома неслась музыка, слышно было, как двигали стульями, раздавались голоса, звон стаканов, беззаботный смех.

Антон подумал о вине, которое там, в этом доме, лилось, конечно, ручьями; о нежащей теплоте воздуха и мягких, теплых коврах. Только несколько капель этого укрепляющего напитка, только четверть часа тепла в лучах этого дрожащего пламени, и он спасен.

Он спустился неверными шагами по ступенькам лестницы и через палисадник вышел опять на дорогу. Железная решетка перед домом опиралась на довольно высокий фундамент из цемента; на который он кое-как примостился и закрыл лицо оцепенелыми от холода руками. Ветер и снег хлестали ему прямо в голову, которая трещала от боли; он закрыл глаза и пытался заснуть. Дальше он не пойдет, – Бог судил ему умереть на этом месте.

И странно, смерть подошла к нему тихо и нежно, как друг с доброй вестью. Ему показалось, что в воздухе что-то зазвенело, знакомые образы медленно выплывали откуда-то и с улыбкой смотрели в бледное, печальное лицо мальчика. Ведь это старый дом на Келлерском озере, в Германии? В дверях стоит мать с ласковым взглядом, поджидая своего сына, который вприпрыжку бежит из школы, счастливый и веселый, ничего не зная о той борьбе, которая ждет его в жизни. Он кладет ей на плечи руки и нежно ласкает ее. Не приснилось ли ему все то злое, ужасное? Может быть, нет никакого Лондона, нет никакого Томаса Шварца, который толкнул отца его в тюрьму.

Вскоре исчезло и это смутное воспоминание действительности, он заснул, и ему казалось, что он лежит в объятиях матери, а между тем его все толще и толще белым покровом окутывал снег. Он соскользнул со своего неудобного сиденья и неподвижно лежал на дороге, у железных ворот.

В доме между тем продолжалась веселая музыка, снег на окнах таял от волн теплого воздуха, а на улице, у изголовья одинокого мальчика стоял ангел смерти и готов был взять его и избавить от всех земных страданий. Еще несколько минут, холод заморозит сердце, и всему конец, – и радостям, и горю.

Торопливо сыпались одна за другою дрожащие снежинки, все больше и больше покрывая неподвижное тело мальчика.

……………..

Четверка красивых лошадей подкатила элегантный экипаж как раз к воротам сада, у которых лежал под снегом Антон. Слуга соскочил и откинул подножку, помогая сойти своему господину, его жене и молодому человеку в морском мундире. В доме, вероятно, увидали приехавших: служанка вынесла зонтик, а два лакея развернули соломенный коврик, чтоб изнеженные ножки лэди не коснулись снега.

Последним вышел владелец экипажа, лорд Кроуфорд.

Оглянувшись кругом, он вдруг случайно заметил, при свете каретного фонаря, насыпь, образовавшуюся над телом Антона. Он тотчас подошел ближе, качая головой не столько от удивления, сколько от сострадания. – Взгляни сюда, Мармадюк!