Эрнест Хемингуэй - Иметь и не иметь. Пятая колонна (сборник)

Когда они, выйдя из кафе, свернули направо, я увидел крытую машину, что мчалась к ним через площадь. Первым делом посыпалось витринное стекло, и в батарею бутылок у правой стены угодила пуля. Я услышал пальбу, и – чпок-чпок-чпок – вдоль всей стены пошли лопаться бутылки.

Я нырнул влево, за стойку, откуда мог наблюдать, выглядывая за край. Машина замерла, рядом на земле скорчились двое мужчин: у одного в руках «томпсон», у другого – обрез из автоматического дробовика. Тот, что с автоматом, был негром. Его напарник носил белый шоферский пыльник.

Один из давешних парней распластался ничком на тротуаре, буквально в шаге от громадной разбитой витрины. Остальные двое притаились за ледовым фургоном с рекламой пива «Ла тропикал», что стоял у соседнего бара «Кунард». Одна лошадь билась в упряжи на земле, вторая неистово дергала головой.

Кто-то из ребят выстрелил из-за фургона, и пуля срикошетила от тротуара. Негр с автоматом чуть ли не вспахал лицом мостовую, очередью обработал фургон снизу, ну и, понятное дело, один из парней повалился на бордюрный камень. Пока он там дергался, прикрывая голову руками, шофер разрядил в него обрез, а негр тем временем возился со свежим диском. Впрочем, дистанция была приличной, и толку вышло мало. Дробь весь тротуар обметала серебристыми брызгами. Тот, второй, за ноги затащил раненого за фургон, и я увидел, как негр опять жмется щекой к мостовой, чтобы выдать по ним новую очередь. Тут смотрю, старина Панчо огибает фургон с той стороны, прячась за лошадью, что устояла на ногах. Потом выходит из-за лошади, а лицо все белое, как несвежая простыня, и разряжает в шофера свой громадный «парабеллум», для верности ухватив его обеими руками.

На ходу дважды промазывает по негру, взяв слишком высоко, затем еще раз слишком низко. Попадает в покрышку, так как я увидел фонтанчик пыли, обдавший тротуар, а потом, когда оставалось метра три, негр всадил ему в живот пулю из «томпсона». Думаю, последнюю, потому что он даже автомат отбросил, а старина Панчо осел как подрубленный и повалился ничком. Он еще пытался встать, цепляясь за свой «парабеллум», но никак не мог вскинуть лицо, и тогда негр взял шоферский обрез, что валялся возле колеса, и снес ему полчерепа. Тот еще негр.

Я быстренько отхлебнул из первой попавшейся бутылки и, признаться, не могу вам сказать, что в ней было. Вся эта история мне сильно не понравилась. Украдкой, прячась за стойкой, я выскользнул в кухню, а оттуда через заднюю дверь на улицу. Обогнул площадь, держась от нее подальше и даже не озираясь на толпу, которая стремительно стекалась к кафе. Миновал ворота, а вот и пристань, и я у себя на лодке.

Тип, который ее зафрахтовал, уже поджидал меня на борту. Я рассказал ему, что случилось.

– Но где Эдди? – спрашивает меня этот мистер Джонсон, наш фрахтователь.

– Как поднялась пальба, я его больше не видел.

– Думаете, его ранило?

– Черт возьми, нет, конечно. Я же говорю, единственные попадания внутри кафе пришлись на бутылки. И это было, когда машина их еще догоняла. То есть, когда застрелили первого парня, напротив витрины. Они во-от под таким углом свернули и…

– Откуда вы все так хорошо знаете?

– Так я же смотрел, – сказал я ему.

И тут, вскинув лицо, я увидел, как по пристани шагает Эдди; кажется, еще более долговязый и расхлябанный, чем обычно. У человека словно суставы при ходьбе развинчивались.

– Легок на помине.

Выглядел он изрядно помятым. На Эдди вообще грустно смотреть ранним утром, но нынче он сам себя превзошел.

– Ты где был? – поинтересовался я.

– На полу.

– А вы тоже это видели? – спрашивает Джонсон.

– Мистер Джонсон, – ответил ему Эдди, – давайте не будем об этом говорить. Не то меня стошнит при первой же мысли.

– Вам лучше выпить, – посоветовал ему Джонсон. А затем, обращаясь ко мне, сказал: – Итак, мы выходим?

– Это уж вам решать.

– Что за погода будет?

– Как и вчера. Может, даже получше.

– Тогда выходим.

– Ладно, вот только наживку дождемся.

Мы уже три недели возили этого типчика рыбачить в Гольфстриме, а я так и не увидел от него ни цента, если не считать той сотни долларов, что он дал мне еще перед выходом на Кубу для оплаты консульского и таможенного сборов, на кое-какую провизию и топливо. Рыболовными снастями обеспечивал я, а сошлись мы на тридцати пяти долларах в сутки. Ночевал он в гостинице, на борт заявлялся каждое утро. Эдди пришлось таскать за собой потому, что этот фрахт устроил он. За что и получал от меня по четыре доллара в день.