Артюр Рембо - Стихотворения

В сплетеньях светлых веток лип
Угас охотничий призыв.
Однако мудрых песен стаи
В кустах смородины порхают.
Пусть кровь смеется в наших венах.
Лоза с лозой сплелись невинно.
Красиво небо, словно ангел.
Лазурь сливается с волною.
Я выхожу. Коль солнце ранит
Меня лучом, в траву я рухну.
Терпеть ли, предаваться ль скуке
Так просто! Прочь мои невзгоды!
О пусть трагическое лето
Меня к своим коням привяжет,
И пусть из-за тебя, Природа,
– Не столь ничтожным, одиноким —
Умру я. Чтоб не умирали
Повсюду в мире Пастухи.
Хочу, чтоб временами года
Был истомлен я. Голод, жажду
Тебе, Природа, я вручаю.
Корми, пои меня, коль хочешь.
Ничто меня не обольщает.
И никому я не желаю
Дарить улыбку. Пусть же будет
Свободною моя беда.

Ее обрели.
Что обрели?
Вечность! Слились
В ней море и солнце!
О дух мой на страже,
Слова повтори
Тьмы ночи ничтожной,
Зажженной зари.
Людей одобренье,
Всеобщий порыв —
Ты сбросил их бремя
И воспарил.
Ведь только у этих
Атласных костров
Высокий Долг светит,
Нет суетных слов.
Надежды ни тени,
Молитв ни на грош,
Ученье и бденье,
От мук не уйдешь.
Ее обрели.
Что обрели?
Вечность! Слились
В ней море и солнце!

Звуча в тишине,
И с ангельским схожий,
– А речь обо мне, —
Стал голос чуть строже:
Ты видишь, их тьма
Вопросов, сомнений,
Что сводят с ума,
Таят опьяненье.
Признай эту башню
Веселья и света:
То волны и пышность,
Семья твоя это!
И стал он петь песню
Веселья и света,
Был видим так ясно,
– И пел я с ним вместе, —
Признай эту башню
Веселья и света:
То волны и пышность,
Семья твоя это!.. и т. д….
И вот в тишине
Он, с ангельским схожий,
– А речь обо мне, —
Звучать начал строже;
И пел он потом,
Тот голос прекрасный,
Немецкий в нем тон,
Но пылкий и страстный.
Мир грешен всегда,
К чему удивляться?
Живи! А беда
Пусть прочь удалится.
О замок! О свет!
Как жизнь твоя свята!
Какой тебе век,
О царственный блеск
Высокого брата? и т. д….
Я тоже пою:
О хор величавый!
Вас, братья, молю,
Овейте мою
Жизнь чистою славой… и т. д. …

Звуча в тишине,
И с ангельским схожий,
– А речь обо мне, —
Стал голос чуть строже:
Ты видишь, их тьма
Вопросов, сомнений,
Что сводят с ума,
Таят опьяненье.
Признай эту башню
Веселья и света:
То волны и пышность,
Семья твоя это!
И стал он петь песню
Веселья и света,
Был видим так ясно,
– И пел я с ним вместе, —
Признай эту башню
Веселья и света:
То волны и пышность,
Семья твоя это!.. и т. д….
И вот в тишине
Он, с ангельским схожий,
– А речь обо мне, —
Звучать начал строже;
И пел он потом,
Тот голос прекрасный,
Немецкий в нем тон,
Но пылкий и страстный.
Мир грешен всегда,
К чему удивляться?
Живи! А беда
Пусть прочь удалится.
О замок! О свет!
Как жизнь твоя свята!
Какой тебе век,
О царственный блеск
Высокого брата? и т. д….
Я тоже пою:
О хор величавый!
Вас, братья, молю,
Овейте мою
Жизнь чистою славой… и т. д. …

Куртины амарантов вплоть до самых
Колонн дворца Юпитера… Я знаю,
Что это Ты к оттенкам этих мест
Примешиваешь Синеву почти Сахары.
Затем, поскольку ель и роза солнца
Здесь обрели пристанище свое,
То вот и клетка вдовушки…
О сколько
Отрядов певчих птиц; йа-йо, йа-йо!
Былые страсти, тихие дома!
Беседка той, что от любви с ума
Сошла, затем цветник и полутьма
Балкона невысокого Джульетты.
И в памяти всплывает Генриета,
Прелестный полустанок в сердце гор,
Где синие танцуют дьяволята,
Сбежавшие на воздух, на простор.
Зеленая скамья, где под гитару
О рае грозовом поет ирландка.
Потом в столовой гомон спозаранку,
Возня детей и щебет клетки старой.
Вот герцога окно: в его сверканье
Я вижу яд улиток и кругом
Самшит, на солнце спящий.
А потом…
Красиво как! Давай хранить молчанье.
Бульвар, где ни торговли, ни движенья,
Беззвучный, весь комедия и драма,
Собранье сцен, иных и тех же самых,
Тобою восхищаюсь я в молчанье.
Альмея ли она? В голубизне начальной
Цветком увядшим не осыпется ль печально
Перед безмерностью пространства, в чьем сверканье
Таится города расцветшего дыханье?
Красиво как! О да, красиво… Но ведь это
Для песни надо, что Корсарами пропета,
И чтобы верили еще ночные маски
В прозрачность волн морских, в их праздничные пляски.